Цивилизационные паттерны и исторические процессы

Однако это еще не все о множественных модерностей. Важной составной частью обсуждаемого подхода является указание на то, что современные цивилизационные тренды могут быть модифицированы и переопределены сохранившимся наследием более древних цивилизационных паттернов. Эйзенштадт применяет эту идею к различным аспектам современной истории Китая и Индии. Но как было отмечено выше, основной комментарий о капитализме следует искать в его работах о Японии, к тому же он очень краткий по сравнению с обширным обсуждением прочих связей между традицией и модерностью в японской цивилизации. Описание «капитализма японского типа» у Эйзенштадта подчеркивает несколько типов сцепок: между бизнесом и правительством, между экономическими единицами и между компаниями и профсоюзами. На более высоком уровне обобщения он утверждает, что капиталистическое развитие в Японии было отмечено двумя характеристиками: экономическая сфера была менее автономна и более интегрирована в динамику и стратегии национального государства, чем на Западе; в то же время экономическое действие было более глубоко встроено в комплекс сетей социального обмена. Значительно более детальный анализ японской цивилизации тем самым проясняет социокультурные основания этих современных институциональных паттернов. Эйзенштадт изображает Японию единственной неосевой цивилизацией, пережившей и столкновения с осевыми, и переход к модерности. Здесь я не могу подробно останавливаться на различиях между осевыми и неосевыми цивилизациями. Достаточно сказать, что для Эйзенштадта осевой характер цивилизации имеет отношение к инновативным различиям уровней порядка и что в ходе сложной истории (которая ведет свое начало с трансформаций в греческой, иудейской, индийской и китайской культурах) указанные различия оказывали влияние на отношения между сферами социальной жизни и способами действия. Кроме того, устойчивые особенности доосевых цивилизаций способствуют более умеренным формам дифференциации и менее радикальным разрывам с архаическими взглядами на мир. В случае Японии Эйзенштадт настоятельно подчеркивает непрерывность, которая превалирует на различных уровнях: между частным предприятием и государственным вмешательством, между государством и обществом (где понятие «семьи-государства» играло ключевую роль), а также во всевозможных взаимоотношениях между традицией и модерностью. Наконец, характерный – подтверждающий свою особость через столкновения с китайской осевой цивилизацией и западной модерностью – японский образ мышления устанавливает связь между природой, культурой и сакральным.

Интерпретация японского капитализма Эйзенштадтом побуждает к более пристальному изучению и экономического режима, который оставался в основном не затронут, когда Эйзенштадт писал свою книгу, и последних изменений, влияющих на базовые структуры. Одним из интереснейших для сравнительной истории является вопрос о том, соответствовали ли указанные процессы «великой трансформации японского капитализма»205

, но он не будет здесь рассматриваться. Необходимо, однако, отметить некоторые концептуальные следствия, которые представляются релевантными, даже если специфическое исследование Японии Эйзенштадтом вызывает вопросы. Во-первых, взаимодействие расширяющейся цивилизации модерности с более древним цивилизационным наследием может привести к более или менее характерным и устойчивым паттернам, но их также не следует понимать как компромиссы между исключительно культурными логиками. Культурный потенциал активизируется через действия элит и движений, зачастую в форме конфликта, всегда вовлеченного в исторические процессы. Межцивилизационные взаимодействия разворачиваются во времени (как отмечал Эйзенштадт, определенные институциональные ориентации японской модерности принимают отчетливую форму в начале ХХ века после периода не столь очевидного развития). Во-вторых, различные версии капитализма, возникшие в подобных ситуациях, зависели от более широкого цивилизационного контекста, который воздействует на их принципы организации, а также на их пространство роста и инноваций.