ЦРУ и контроль над разумом

Вернувшись в Вашингтон, Сид Готлиб был вынужден, наконец, сообщить в Управление безопасности о случае с Олсоном. Директор Аллен Даллес лично приказал Генеральному инспектору Лайману Киркпатрику провести полное расследование, но прежде всего сотрудники ЦРУ попытались сделать все возможное, чтобы никто из посторонних не мог связать смерть Олсона с ЦРУ или ЛСД. Вскоре многочисленные группы Управления безопасности замелькали вокруг Нью-Йорка и Вашингтона, заметая все следы. Один из сотрудников управления опросил Лэшбрука, а затем отвез его на встречу с Абрамсоном. Когда Лэшбрук и Абрамсон попросили оставить их наедине, он согласился, а затем, следуя лучшим традициям своего управления, подслушал их разговор. Как следует из его доклада, Лэшбрук и Абрамсон договаривались давать одинаковые показания. Лэшбрук продиктовал Абрамсону, какие симптомы он должен был обнаружить у Олсона и какие проблемы беспокоили того. Лэшбрук даже указал, что жена Олсона предложила мужу посетить психиатра за несколько месяцев до инцидента с ЛСД[49]. Комментарии Лэшбрука появились в трех отчетах, которые Абрамсон представил в ЦРУ, однако эти отчеты отличаются крайней непоследовательностью. В одном меморандуме Абрамсон написал, что «состояние психоза у Олсона… проявилось вследствие эксперимента» (с ЛСД). В другом отчете Абрамсон назвал принятую Олсоном дозу ЛСД «терапевтической» и добавил, что полагает, что «эта доза едва ли могла сыграть сколько-нибудь значительную роль в последовавшей цепи событий»

[50].

Официальная (но секретная) позиция ЦРУ состояла в том, что принятая Олсоном доза ЛСД «спровоцировала» его самоубийство. Сотрудники управления постарались сделать так, чтобы жена получила приличную государственную пенсию — две трети его основного оклада. Рувет, который грозил рассказать все, если жене Олсона не назначат такую пенсию, написал докладную, в которой говорилось, что Олсон скончался от «секретного заболевания». Готлиб и Лэшбрук пытались выйти сухими из воды, утверждая, что дали Олсону ЛСД с согласия начальства. С одной стороны, они признавали провоцирующий эффект ЛСД в его смерти, а с другой — утверждали, что принятая им доза «практически не могла» оказать такое воздействие. Администрация ЦРУ назвала такую позицию «совершенно непоследовательной». По мнению Генерального инспектора ЦРУ, «способ проведения эксперимента свидетельствовал о небрежном к нему отношении со стороны сотрудников TSS, включая и их заявление, что это один из рисков проведения научных исследований».

При проведении расследования Генеральный инспектор Киркпатрик наложил арест на все документы Готлиба, относившиеся к проведению испытаний с ЛСД, что, как вспоминал Киркпатрик, очень опечалило Готлиба. «Как я понял из его слов, он был очень обеспокоен своим будущим», — добавил Киркпатрик с кривой улыбкой. Киркпатрик порекомендовал выразить неодобрение действиям Готлиба, шефа TSS Уиллиса Гиббонса и заместителя шефа TSS Джеймса «Траппера» Драма, которому потребовалось 20 дней после смерти Олсона, чтобы признаться в том, что Готлиб согласовал с ним проведение эксперимента. Другие руководители ЦРУ возражали против рекомендации Киркпатрика. Так, адмирал Луис Дефлорес, председатель Отдела исследований ЦРУ, послал личный меморандум Аллену Даллесу, в котором утверждал, что осуждение явится «несправедливостью» и помешает «духу инициативы и энтузиазма, столь необходимому в нашей работе».

Канцелярия директора ЦРУ продолжала работать, и Киркпатрик приступил к длительной процедуре подготовки писем на подпись Даллесу, в которых говорилось бы, что Готлиб, Гиббонс и Драм были в чем-то неправы, но ошибались «не слишком» сильно. Киркпатрик написал шесть вариантов писем по одному только Готлибу, прежде чем получился приемлемый для всех текст. Он начал с заявления, что руководство TSS принимало «крайне неверные решения».

Это звучало как чересчур сильное осуждение высокопоставленных сотрудников управления. Тогда Киркпатрик использовал выражение «очень неверные решения». Но и это прозвучало слишком сильно. Он остановился на «неверных решениях». Указанным руководителям сообщили, что они не должны рассматривать эти письма в качестве выговоров, письма не будут введены в их личные дела, что могло бы повредить их служебной карьере.

Семья Олсонов в Фредерике отделалась не так легко. Рувет рассказал им, что Олсон выпрыгнул или выпал из окна в Нью-Йорке, но не упомянул ЛСД, который, по мнению самого Рувета, повлек за собой гибель Олсона. Как дисциплинированный солдат, Рувет не смог заставить себя рассказать о засекреченном эксперименте — даже для того, чтобы смягчить горе Элис Олсон.

Она никак не могла смириться с мыслью, что ее муж добровольно ушел из жизни. «Для меня было очень важно, почти так же, как сама жизнь, чтобы дети не думали, будто отец предал их», — вспоминает она.