Цвет боли: белый

— Или в купальник, — объявила Бритт.

— Толку от него, если тело голое?

— А оно и должно быть голым, иначе не то.

Я снова смотрела на фотографии и пыталась представить на месте моделей себя саму. Нет, далеко не все подходило, были и откровенно уродливые связки, позы, слишком много узлов или самих веревок… даже у японцев. Пытаясь понять, что нравится или возбуждает, я поняла, что правы те, кто во главу угла ставит эстетику и… подчинение.

Для того, кто связывает, возможно, самое главное — красота, а для модели, во всяком случае японской, это покорность, чувство беззащитности и защищенности одновременно. Они послушны, подчиняются, явно испытывая боль или неудобство, иногда даже мучительное, но не сопротивляются, отдавая себя в руки тех, кто с ними работает.

Причем шибари на сцене, где связывание происходит без эротического подтекста, вызывали просто удивление выдумкой и мастерством, а фото, где модель наедине с мастером, поражали именно выражением лиц и покорностью этих девушек.

Я поймала себя на том, что вовсе не хотела бы висеть у целого зала на виду даже в латексе или свитере с джинсами не говоря уже об обнаженке, но совсем не прочь испытать некоторые связки на себе, но с Ларсом в качестве мастера. Только как ему об этом скажешь?

Покорность, доверие, готовность все вытерпеть от любимого… не этого ли Ларс добивается от меня? Зачем тогда пороть, сразу связал бы! Или он работал только на публику, для него важна красота узлов, а не покорность партнерши?

Черт! Лучше бы об этом не думала, потому что сразу полезли мысли о самих партнершах. Нет, я не знала, кого он связывал, но попыталась себе это представить. Как связывал, вот так? Или так? Нет, уж тогда лучше на сцене, чтобы латекс и полное равнодушие к сексу, по крайней мере, демонстрация такого равнодушия.

Как и следовало ожидать, подруга потребовала от меня не отставать от жизни и, пока Ларс отсутствует, посетить секс‑шоп, чтобы купить веревку и все остальное.

Казалось, после комнаты боли и особенно подвала со снафф‑видео удивить меня уже нельзя ничем, я если и не пробовала на себе, то видела применение стольких изобретений для доставления боли человеческому телу, что ничего нового просто невозможно предложить. Но я ошиблась.

У Ларса, конечно, был широчайший ассортимент, но он не включал в себя орудия приватных пыток, то есть того, что может зажимать, выкручивать, жечь или впиваться в тело, но не ради погибели или съемки настоящих мук, а для «разогрева». Понимаю, грань очень тонкая, но мастерство опытного топа в том и состоит, чтобы удержаться на грани.

По тому, как у Бритт заблестели глаза, я поняла, насколько реальна угроза превращения квартиры фру Сканссон в филиал секс‑шопа, причем с садомазохистским уклоном, и быстро пресекла ее интерес к тискам, колодкам и прочему:

— Бритт, вряд ли фру Сканссон поймет необходимость такого в своей квартире.

— Я только посмотрю.

С большим трудом мне удалось убедить ее не покупать большую колодку для шеи и рук, а также скамью для порки, распятие и еще много что… Домой мы скромно унесли лишь несколько бобин с веревками, большой набор плагов, упаковку лубриканта и видеодиск в записью шибари.

Бритт согласилась только в одном:

— На первый раз достаточно.

Продавец не понял нашего стремления изучить шибари и все пытался всучить дорогие наручники, удивительно похожее на настоящее дилдо и прочую чепуху.

Весь вечер Бритт изучала теоретические основы шибари, без конца цитируя понравившиеся фразы вслух и пытаясь представить, как она будет выглядеть вот в такой позе или вот в такой… Я писала работу по истории идей и старалась не отвлекаться не бесконечные:

— Ты только посмотри! Как он ее, а?! А вот это мне не нравится совсем. Слушай, ей же больно, но терпит.

Закончился просмотр заявлением:

— Все‑таки, в садомазохизме что‑то есть… садомазохистское!

Да, логика моей подруги непоколебима.

А на следующий день Бритт ждал сюрприз. Том, наконец, закончил обучение, и между одним и следующим семинарами у него образовалась свободная неделя. Подозреваю, что, не будь у нас запаса веревок для шибари и эротического видео, Бритт ни за что не пустила бы Тома к себе так надолго, она часто разглагольствовала о том, что мужчина в спальне больше чем на ночь сродни надоедливому насекомому или крошкам от печенья. Но ей так хотелось испытать роль покорной жертвы на себе, что сгодился даже Том.

Я ему не завидовала, бедолага Том просто не представлял себе покорную Бритт. Честно говоря, я тоже, наверняка, это еще хуже Бритт буйной.

Выручил появившийся, как всегда кстати, Ларс.

Он быстро уловил суть проблемы, выставил нас с Бритт в мою комнату, закрылся на полчаса с Томом в комнате Бритт, и все было решено. Они срочно куда‑то съездили, вернулись загадочные и довольные.