Цвет крови

Я вошел в следующую дверь, чтобы осмотреть спальню Финнегана. Перерыл все шкафы и ящики. Там не нашлось ничего, кроме одежды, обуви и томов политических биографий. Я уже решил, что старался зря и все, что я надеялся найти, спрятано где-то в сейфе. Снова вернулся в храм регби. Под стеклянной витриной имелось два ящика, которые я сразу не заметил. Первый легко открылся и был полон всяких памятных мелочей вроде обрывков билетов на игры, начиная с шестидесятых и кончая семидесятыми, автографов Уильямса, Тони О'Рейлли и других великих регбистов прошлого, программок и значков. Второй ящик оказался заперт. Я поднялся на второй этаж, чтобы проверить, как там Финнеган. Он крепко спал. Я повернул его голову на бок на случай, если его начнет тошнить во сне, и двинулся в кухню на цокольном этаже, чтобы подыскать подходящий инструмент. Инструментов как таковых не нашлось. Я взял деревянный молоток и стальную точилку для ножей и отправился наверх, где с их помощью довольно бесцеремонно сломал замок и открыл ящик, иногда прерываясь, чтобы проверить, спит ли Финнеган.

Ящик был выстлан зеленым бархатом. На бархате покоились медали за регби. Я посмотрел на медали и сунул в карман одну, на обороте которой была гравировка с именем. Еще я взял серебряный именной браслет. Я задвинул ящик и постарался максимально уничтожить следы явного взлома. Затем взял ноутбук Эмили, спустился вниз и отнес молоток и точилку в кухню. На столе стоял набор ножей фирмы «Сабатье». Двух ножей не хватало. По дороге к машине я трогал пальцем медаль в моем кармане. На ее оборотной стороне гравировка: «Ричард О'Коннор». На браслете значилось: «Диабет, тип 1».

Глава 23

Это оказалось одно из старых кладбищ в горах, с разрушенной церковью, окруженное высокой гранитной стеной с аркой и запертой калиткой, к ней прикреплена табличка с именем и адресом кладбищенского сторожа. Можно назвать его старым деревенским кладбищем, если бы город не подступал к нему с обеих сторон, а через дорогу были выстроены новые бунгало. Ни в одном из домов не горел свет, не было света и на небе. Но увитая плющом стена выглядела старой и полуразрушенной и изобиловала достаточным количеством мест, куда можно поставить ногу или зацепиться рукой, так что я без особых хлопот перемахнул через нее и захваченным из машины фонариком осветил имена на надгробьях, обращая внимание на сравнительно новые. На неровной поверхности валялось множество старых камней и крестов, к тому же под ногами кто-то бегал — может, кролики или крысы. Вовсе не хотелось находиться здесь в два часа ночи, но все же стоило мне получить указания от Марты, как я понял, что должен поехать.

Участок Говардов находился в углу, в тени нескольких деревьев; на могиле самого Джона Говарда стоял большой кельтский крест из черного мрамора. Я предположил, что его жену похоронили в той же могиле, но имени ее на надгробье до сих пор не было. На другой могиле установили надгробье из белого мрамора, с золотыми буквами и фотографией в пластиковом футляре. На фото — девочка лет двенадцати с рыжеватыми светлыми волосами, большими голубыми глазами, немного неправильным прикусом и широкой улыбкой. В руках она держала голубого поросенка с одним ухом, ее фартук был из красно-зеленой шотландки. На камне было написано:

Мариан Говард

Род. 15 мая 1963 года

Умерла 2 ноября 1975 года

Покойся в мире

Я вспомнил, как Сандра сказала, что ее родители не спали водной и той же спальне с той поры, как Ма… Она собиралась сказать «с той поры как Мариан умерла», но вовремя остановилась. Я подумал о Деннисе Финнегане, накушавшемся хорошего виски, и его мечте о Говардах, когда он вспоминал о своей первой встрече с Джоном Говардом и его двумя ангельскими девочками. Две ангельских девочки, из которых в живых осталась только одна.

Я вернулся к калитке в надежде, что мимо проедет машина или грузовик или пролетит самолет — все, что угодно, только бы отвлечься от этого места, — но вокруг виднелись только черные облака, стоял туман и холодная темная ночь. Я подумал, что так оно и должно быть, раз там лежит мертвый ребенок: от этого не скрыться, нет такой молитвы, чтобы облегчить боль. Затем я подумал, насколько мало мои собственные чувства значат во всем этом деле и как мало времени у меня осталось, если я хочу все закончить. Затем я вернулся к могиле и принялся за работу.

Футляр на фотографии казался новым, он совершенно определенно еще не подвергся влиянию стихий, как это должно было бы быть. И похоже, он был приклеен к камню клеем. Могилу недавно кто-то посещал — на земле остались следы. Они вели к могиле и напоминали следы от мотоциклетных ботинок. Были следы и поменьше, они могли принадлежать Эмили, и побольше — их мог оставить Джерри Далтон. И кто-то насыпал вокруг могилы ребенка красных ягод рябины.