Цвет нашей интеллигенции 19-го века. Буквы «Р, С»

Сравнение с мадам де Сталь тоже уместно. Обе писательницы, но, главное – обе были хозяйками литературных салонов. Графиня Ростопчина, пока её не настигла неизлечимая болезнь, имела в древней столице Российского государства, популярный на то время литературный салон.

В четверостишии мы видим, что вина за пожар Москвы во время пребывания Наполеона и его тридцатитысячного гарнизона (большая часть французской армии находилась вне городской черты древней столицы) возлагается на генерал-губернатора Ф.В. Ростопчина. В 1823 году, за три года до своей кончины, граф Ростопчин пишет «Правду о пожаре Москвы», где опровергает свою причастность к пожару в Москве. Он опровергает все пункты его виновности, которые ему ставят в вину. Лицевая обложка этой книги вы видите на изображении выше. В целом, русское общество негативно отнеслось к поджогу древней столицы, если такой поджог был на самом деле. Аргументация графа на все пункты обвинения вполне резонна и вполне имеет логику. Но есть вопрос – почему эта книга была написана через десять лет после пожара. Может, это было связано с тем, что со временем оценка пожара Москвы была переосмыслена. То, что на ранних этапах это считалось проявлением патриотизма, то при прошествии времени – избыточным рвением навредить армии Наполеона. Единственный выход – не муссировать эту тему. Москва отстроилась. И стала краше. И в ней видна по-прежнему и старина и новизна.

«Всё ему давалось легко и успешно: захотел он быть в числе первых XIX столетия виртуозов-пианистов – был, и с каждым новым концертом мода на него росла в геометрической прогрессии в такой же прогрессии росло, конечно, и его материальное благосостояние. Пожелалось ему прославиться в качестве дирижера-капельмейстера -прославился, хотя на этом поприще он и не возвышался над уровнем ординарности. Почувствовал аппетит к композиторству – к нему моментально явилась и уселась за его пюпитр такая неслыханно ретивая и неутомимо-плодовитая муза, какой другой с фонарем поискать в истории музыкального искусства. Целые потоки и, можно сказать, хляби opaторий, симфоний, хоров, сонат, романсов и иного сорта пьес вылились из под пера г. Рубинштейна. Если к этому присоединить более двадцати написанных им, не всегда удачных опер, то, поистине, исполинскую продуктивность музы г. Рубинштейна следует мерить на пуды и берковцы. Но, кажется, из этих обильных «звуков лиры и трубы» очень немногие переживут своего автора, и, во всяком случай, слава его не столько в них. сколько в удивительном искусстве исторгать волшебные, полные огня и поэзии звуки из клавишей, которое, впрочем, тоже не может пережить автора-виртуоза, по законам естества». Вл. Михневич, «Наши знакомые».

В 1859 году Антон Григорьевич под покровительством Великой княгини Елены Павловны (немка по происхождению, жена младшего, четвёртого сына Павла I) положил начало «Русскому Музыкальному Обществу». Все спевки устраиваемых им концертов проходили во дворце Великой княгини – Михайловском дворце, ныне Русский музей. Это «Общество» было первообразом, основой открывшейся чуть позже Консерватории, в необходимости появления которой, стало очевидно. Не все могли себе позволить получать достойное музыкальное образование, нанимая заграничных учителей. В России назрела необходимость своего учебного заведения для получения высшего музыкального образования. Первоначально Консерватория находилась в здании за Александринским театром (улица Росси). Директором Консерватории стал герой нашего очерка, музыкальный гигант с львиной гривой и Бетховенской физиономией. Первый выпуск Консерватории дал нам П.И. Чайковского. Руководил Антон Григорьевич Консерваторией до 1867 года. Но в 1887 году он вновь вернулся к руководству главного музыкального учебного заведения страны после того, как увидел, что его детище не даёт тех плодов, которых от него ожидало общество. Не мало учащихся были просто «прилепалы» – те, кто поступал в Консерваторию с целью получить диплом об окончании Консерватории, дающий право на облегчение и «даже» освобождение от воинской повинности. Консерватория за время отсутствия в ней Рубинштейна стала фабрикой по выпуску дипломированных работников сцены, перестав быть художественной мастерской. От этого и пренебрежительное отношение членов «Могучей кучки» к Консерватории.