Цвет полевой

Нельзя сказать, чтобы эта деятельность была бы Дмитрию очень по душе. Будучи человеком скорее созерцательного чем деятельного склада, он в душе тяготился свалившимися на него возможностями и обязанностями. Но в то же время, будучи человеком разумным, понимал, что упустить представившийся шанс, было бы глупо. К тому же не будем забывать, что это было время великой иллюзии, и что даже лучшие умы…и т. д, и т. д.

Нет надобности говорить, что кривая его благополучия настойчиво поползла вверх: казалось еще недавно он ходил в Шапкине на деревянных лыжах, а пластиковые считал ненужной роскошью. Не то теперь: за какие-нибудь пол-года он уже сменил две машины, и возможность пересесть на иномарку казалась реальной и соблазнительной.

Но не только это. В конце концов, для человека важнее всего личная жизнь, а для молодого мужчины это значит — отношения с женщинами. Так вот, и на этом фронте в жизни Дмитрия произошли перемены. Женщина, заставившая его страдать и бывшая одной из причин бегства в Шапкино, вышла замуж. Это известие было болезненным, но не слишком, ибо Шапкинской лес уже стоял между ними.

Свято место в его душе не долго оставалось пусто, и в него вошла другая женщина, а следом за ней с интервалом в два года девочка и мальчик. Таким образом, подойдя к середине земного пути, Дмитрий обладал всем, что может пожелать разумный человек: интересная работа, здоровье, семейное благополучие и растущее богатство. Единственно чего ему не хватало, так это времени, того самого времени, которого несколько лет назад у него было хоть отбавляй и которое он заполнял тоской, скитаниями и прокладыванием маршрутов в Шапкинском лесу.

Он много раз собирался съездить в те места, навестить хозяев, пройти хотя бы по малому кругу, но времени не было. На то, чтобы съездить в командировку в Америку — было, на то, чтобы провести с женой и детьми две недели в Хорватии — было, а на Шапкино, увы, не хватало.

Впрочем, в каком-то смысле, ему и не надо было туда ехать: Шапкинский лес с его тропинками и овражками, с его ельниками и березняками, с медуницей, ландышами, сороками, вальдшнепами — сам, то и дело, приходил к нему.

Вот сидит он на совещании, и вопросов так много и все они такие важные, что кажется нельзя будет выйти из кабинета, не поставив все точки над и. А он вдруг чувствует, что зацепил ногой за какую-то корягу, хотя он, кажется, недавно прошел здесь с пилой и расчистил всю эту лыжню…Если разогнаться и на эту корягу налететь — костей не соберешь…А сосед толкает его в бок.

— Дим, ты задремал что ль?

— Да нет, размышляю.

— Да, тут есть над чем поразмыслить.

И поразмыслить действительно есть над чем. Ведь эта коряга так глубоко в землю ушла, что просто руками ее не вытащишь, а за пилой идти неохота…А если лыжню чуть левее положить?..

Так что, в сущности, лес этот всегда был с ним, всегда был в нем, и он знал, что пока он есть, пока тропинка тянется вдоль овражка, и там на южном склоне недалеко от гнутой березы находится лежка, где можно переждать пока станет прохладнее и двигаться дальше — пока все это есть, он может не бояться потерять себя в командировках и заседаниях.

И все-таки однажды ему удалось выбраться в Шапкино. Это было в 95-м году и произошло не совсем так, как он планировал. Начать с того, что в мыслях он всегда ехал туда на электричке. Если в вагоне удавалось сесть, читал и всегда боялся проехать свою остановку, что, кстати, случалось не однажды… Выходил из вагона, спускался по ступенькам с платформы, переходил железнодорожные пути, останавливался посмотреть — не сошел ли кто-нибудь из знакомых и после этого, углублялся по тропинке в лесок…Таким он представлял себе этот приезд и сейчас, но сложилось все как-то иначе. Дело в том, что на работу он ездил на машине — пришлось бы возвращаться домой, ехать на вокзал… расписания у него не было, жена обещала узнать, но забыла… Короче говоря, он решил ехать на машине, поскольку это было проще и удобнее.

По Ново-Рижскому шоссе он без труда доехал до поворота к станции и подумал как это, в сущности, быстро и просто, и…стоило столько лет тянуть?

Он слышал, что около станции идет большое строительство и не удивился тому, что вместо лесочка и луга, где обычно паслась рыжая корова и пестрый теленок, тянулся забор выше человеческого роста. Картина эта конечно неприятно поразила, но к такого рода переменам пейзажа Дмитрий был уже достаточно привычен. Он доехал до Шапкинского березняка, повернул налево и по грейдерной дороге поехал по краю деревни, которая по крайней мере на первый взгляд особенно не переменилась. Он остановил машину на краю березняка и по хорошо знакомой дорожке, где когда-то начиналась его лыжня, прошел к дому и подергал калитку.

Собак Габрон никогда не держал и считал это дурным тоном. «Ты к другу приходишь, а на тебя собака кидается — говорил он — у нас так не принято». И сейчас на Дмитрия никто не кинулся, хотя на соседних участках собаки лаяли, и видимо на их лай на крыльце появился сам хозяин.