— Ну вот, слава богу, хоть это замечала. А откуда они взялись задумывалась? Нет? А ведь это как раз и есть отроги Московского хребта, своего рода предгорье. А обращала внимание на то, какая в Пахре вода холодная?
— Да, конечно.
— А почему знаешь?
— Нет.
— Да все потому же. Пахра вытекает из Пахрянского ледника, отсюда километров в пятидесяти.
— Эээ, милая Таточка, — ввязался случившийся поблизости Олег Моисеевич. — Я вполне вас понимаю: вас смущает снег. Вы привыкли видеть хребет в форме нагромождения скал и камней. Снег действительно здесь бывает редко. Но вы заметьте, какая дождливая была нынче весна.
Таточка готова была поверить. Она смотрела, как завороженная, на могучие бастионы и контрфорсы Московского хребта, но какое-то сомнение в ней все же шевелилось, и она повернулась к мужу и спросила: "Лева, это — правда?"
И Лев Михайлович скорчил брезгливую мину и махнул рукой, что должно означать: "да мелят они всякий вздор, а ты и слушаешь". Но Таточка поняла этот жест иначе: она решила, что снова спрашивает что-то такое, что все вокруг давно уже знают, а она одна до сих пор почему-то не в курсе дела, и поверила, и затаила восторг, и, приехав домой, позвонила подруге и сказала, что прошлись сегодня очень хорошо, по Павелецкой дороге, сначала, правда, был дождичек, но потом разъяснилось и горы были очень хорошо видны… Такая красота… Какие горы? Ну, как какие. Московский хребет… Откуда взялся? Как откуда? Тянется с Домодедовского плато на восток или на северо-восток… Кто сказал? Федор Петрович, Олег Моисеевич… "Да они издеваются над тобой, Тата, а ты и веришь всему".
Как Таточка обиделась! На всех обиделась, и на мужа своего в том числе, и не разговаривала с ним, долго не разговаривала — минут, наверное, сорок.
Вот и теперь, когда эти кабаны выскочили из кустов, вытянувшись в шеренгу от огромного до маленького — как слоники, стоявшие на этажерке в комнате в Долгом переулке, где прошло ее детство — выскочили и бросились, как угорелые, куда-то в неизвестном направлении, Таточка не могла довериться увиденному. По виду своему существа эти действительно вроде бы походили на кабанов, и все вокруг охали, кажется, совершенно искренне, но ведь как знать: может быть, это опять очередной розыгрыш, может быть, это, например, какая-нибудь туристская группа вырядилась в кабанов и шастает по Подмосковью, и все об этом знают, и по телевизору это показывали, и в Литературной газете про это писали, а она одна опять почему-то в неведении, расскажет кому-нибудь, и снова ее на смех поднимут. И Таточка заглядывает в глаза мужу и спрашивает его с особым пристрастием: "Лева, ну скажи честно, это кабаны? Самые, самые настоящие кабаны?"
9
Группа же тем временем снялась с привала и движется по просеке, которая начинается от Одинцовского оврага, идет слегка в гору через водораздел, а затем спускается в неширокий и неглубокий Барвихинский овраг, который я не буду описывать, потому что в этой своей части он представляет собой просто ложбинку, а тянется, в основном, направо, давая многочисленные отроги, один из которых хорошо известен в Подмосковье, как "Овражек лесных диковин", затем овраг углубляется и уходит под решетку санатория «Барвиха», только мы его и видели. Группа же идет прямо, потом сворачивает налево, и вот перед нею — Усовский березняк…Признаюсь, что измарал уже ни одну страницу в попытках описать его красоту. Перечитаю и вижу, что все это совсем не то.