Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

Добравшись до дома, мы сели на веранде, выходившей в сад, полный камеденосных деревьев и цветов, и разговаривали часами. Иногда Джеффри было непросто говорить, и тогда мы останавливались и переключались на другую тему. Конечно, мне хотелось узнать побольше о живописи, но сначала он рассказал мне о Папунье. «Это был ад на земле», – сказал он. Ужасное поселение, которое всего за один год потеряло половину населения из-за болезней, так называемая «община», в которую входило пять племенных групп, говоривших по крайней мере на пяти языках, пытавшихся сосуществовать и найти новую цель в жизни, когда все, что они знали и умели, было им запрещено. Казалось, вместе с землей у этих людей отняли все краски жизни, и все, что им осталось, – это отупение и депрессия. Ими управляли высокомерные белые чиновники, большинство из которых, по словам Бардона, не заботились о своих подопечных. «Некоторые из местных уже десяток лет не разговаривали с белокожими», – сказал он. А что касается примерно тысячи четырехсот аборигенов, постоянно проживавших в Папунье, то «они становились все нелюдимее, замкнулись в себе, и их становилось все меньше, – вспоминал он. – У этих людей не было таких лидеров, которых понимали бы все остальные, поэтому они не были должным образом представлены». Но он был учителем, голова которого была полна идеалов, и он был намерен бросить вызов системе. Хотя Бардон знал, что многие дети ходят в школу только за горячей едой, он старался учить их как можно лучше.

Сначала детские картины представляли собой грубые рисунки, изображающие ковбоев и индейцев, – подражание кадрам захватывающих фильмов, которые демонстрировали на большом экране в Папунье. Но Бардон заметил, что, когда дети выходили из школы, разговаривали и играли на детской площадке, они рисовали на песке пальцами и палочками узоры – точки, полукруги и изогнутые линии. И вот однажды он попросил детей рисовать свои собственные узоры, и они пусть неуверенно, но начали делать это.

Пожилые представители племени пинтупи с интересом наблюдали за тем, как продвигаются уроки. Дети стали называть Бардона «Мистер Узоры» за его настойчивое требование аккуратно и тщательно оформлять работы. По его словам, трудно определить, насколько подобные требования (высказываемые им и координаторами искусства, которые пришли после него) повлияли на произведения, которые мы видим сегодня. Старейшины племен хранили собственные богатые традиции живописи, которые в далеком прошлом в основном касались росписи тела и рисунков на песке и лишь в малой степени – более долговечных рисунков охрой на стенах пещер и поверхностях скал. Они несколько раз пытались возродить эту практику, но у них почти не было современных красок и никакой поддержки. Бардон дал им и то и другое. А кроме того, он сделал нечто необычное – спросил, чего они хотят. «Это был удививший их вопрос, я видел это по их лицам. Никто никогда не спрашивал их, чего они хотят, им всегда говорили, что они должны делать. Лозунг был такой: если ты помогаешь одному человеку, ты помогаешь им всем… так что никто никому не помогал». Когда Бардон задал свой вопрос, было нечто, чего отчаянно желали старейшины пинтупи: краска. И взамен они предложили, когда однажды вечером делегация мужчин-аборигенов пришла к Бардону, нарисовать один из своих священных снов на серой бетонной наружной стене школы. Это должно было быть произведение искусства, имеющее значение для самих этих людей, в отличие от большей части того, что рисуют сегодня и что, как я видела в Утопии, предназначено для белых покупателей.