— Пусти, — пыхтел Неро, растрепанный и раскрасневшийся. Льдисто–голубые глаза сверкали гневом. Он лихорадочно тряс левой рукой, пытаясь сбросить пальцы Данте, правой, пульсирующей жаром и демонической, упираясь ему в плечо и бестолково размахивая ногами, охотник же в тщетной попытке уцепиться за ухо рыцаря нехило стукнул его кулаком в нос. Парнишка взвыл больше от обиды и неожиданности, нежели от боли, прижал ладонь к лицу, прекратив сопротивление и смаргивая скопившие в уголках глаз слезы. Мужчина тот час же вдарил по газам. Мотоцикл взвился на дыбы, едва не скинув Неро, и радостно рванул вперед, навстречу свободе. Мэри проводила парней снисходительным взглядом. Что двадцать лет, что сорок, мужчины в душе всегда остаются мальчишками, капризными, эгоистичными и самовлюбленными. Брюнетка закинула «Калину Энн» на плечо, задумчиво глядя на приоткрытую дверь агентства. Телефон мальчишечки продолжал надрываться. Кто же это звонит такой настойчивый? Любопытство кокетливо вильнуло шипастым хвостом, подталкивая девушку пойти и взять трубку или хотя бы посмотреть номер входящего звонка, но сотовый вдруг резко захлебнулся писком и затих. Видимо, села батарейка. Наемница огорченно вздохнула. Ну, вот… теперь ей стало еще интереснее!
***
Кулон на шее Гейлавер рвал цепочку, жег кожу холодом, хищно сверкая черным серебром. Из человеческих глоток вырвались восхищенные ахи–охи, людишки были так поглощены зрелищем Феникса, парящего в облаке искрящейся пыли, что автоматически потянулись к нему, словно один вид демонического оружия заменял гипнотизирующую мелодию флейты, и «воины» тянулись за ней, как крысы за Крысоловом. Настолько опьяненные, настолько восхищенные, они даже не замечали, как статуя архонта опрокидывает на них чашу, полную живого огня. Пламя, распавшись в воздухе на сотню трепещущих осколков, рухнули на головы подступивших к постаменту людей, которые даже не сразу почувствовали, что горят заживо. Золотисто–черные языки практически мгновенно распространились по одежде, жадно пожирая ткань в безумном желании добраться до кожи. Крики, полные боли, распороли спертый воздух храма, священники падали на пол, пытаясь сбить огонь, пляшущий на их телах, потушить его, унять невыносимую боль. Идол Ананке усмехался, раздвигал мраморные губы в алчной улыбке, когда Катон, словно запутанный в саван из пламени с визгом метался из стороны в сторону и, несколько раз ударившись об стену, рухнул на пол, вопя и извиваясь. Фриндесвайд жадно вдохнула воздух, полный ароматов гари, горелого мяса и смерти. Да… все так, как она и задумала.
— Воды! Здесь есть где–нибудь вода?
— Сбивайте огонь!
— Во имя Господа нашего, — долговязый мужчина с узким бесцветным лицом вышел вперед, размахивая маленькой библией. Или Евангелием, Гейл было плохо видно. — Изгоняю тебя… — губы Ананке сжались в тонкую линию, мраморные пальцы разжались, и медная чаша, которую время украсило благородной зеленью, всей тяжестью упала на голову этому глупцу. «Воин» успел лишь горестно пискнуть, прежде чем центнер литой меди размозжил его о каменный пол. Кровь брызнула в разные стороны, священное писание отлетело в сторону. Изваяние беззвучно захохотало.
— Мы не должны были сюда приходить! — истерично взвизгнула какая–то женщина, пытаясь потушить Катона, который уже, впрочем, не шевелился. — Это место… оно построено демонами! Оно проклято, проклято!
— Нет. Этот храм построили люди, — человеческий облик демонессы начал дрожать. — Это вы все прокляты! — одежда будто бы испарилась, растаяла, обнажив мраморно–бледную кожу и зловеще мерцающую чешуйчатую броню. Серебро цепочек расплавилось, когда матово-молочная человеческая кожа обратилась чешуей, и искристо серыми каплями стекла на пол. Женщина взвыла, когда демоница, носящая четвертый чин, расправила крылья и взмахнула Истиной.