Цветик

-Почему вы меня папой не называете?

-Ну, папа, это что-то близкое, когда рядом, по голове гладит, на руках носит, на коленки разбитые дует, по заднице шлепает, наконец, - выдал Серега, - а, Вы, простите, как-то в этом участия не принимали.

-Так, а ты что, дочь, скажешь?

Алька пожала плечами:

-Мало что можно добавить, да и я, как бы, в Ваших глазах явно в категорию гулящих подхожу...

- Таак, разговора явно не получится! - папашка выскочил за дверь.

Ребята помрачнели.

-Принесло его... Серый, тебе теперь алиментов не видать, точно, но не волнуйся, доучим тебя, осталось какие-то два года. У меня зарплата побольше стала, да и твоя повышенная стипешка. Мамка рублей двадцать осилит, ни фига, хуже было!!

-Аль, вот письма писать одно, а увидеть в живую и ничего, абсолютно ничего не почувствовать... деда и дядь Ваню когда первый раз увидел, такая волна тепла накатила, радовался как Минька, а тут глухо.

В окно было видно, как отец, размахивая руками, что-то говорит деду, а тот обходит его, явно не желая слушать.

-Вот гад, доведет деда, придется ему таблетки пить!

Алька выскочила во двор:

-...только ты виноват! Разбаловал их! - услышала она папашкины слова, и взыграла в ней Цветковская кровь и упрямство:

-Вы не помните, сколько деду лет? Не знаете, что ему противопоказаны волнения? Дед, иди в хату. А мы без тебя пообщаемся!

Отойдя на приличное расстояние от дома, Алька спросила:

-Что конкретно Вам от нас надо?

Тот растерялся:

-Ну вы же мои дети, хотел вот посмотреть, какие вы выросли.

-А раньше не возникало такого желания?

-Я вас не бросал, я с вашей матерью жить не мог. Если бы я тогда не уехал, меня бы посадили.

-Пожизненно?

-Что? Нет, не важно на сколько, но посадили бы, за запрещенную в то время баптистскую веру. Я когда уезжал, у меня сердце было чернее сапога.

-Сейчас побелело?

-Что ты понимаешь? - взорвался папашка. - Я что, вам не помогал, у меня все корешки переводов сохранились.

-Вот даже как? А слабо корешки за конец шестидесятых поднять и посмотреть сумму алиментов? Помнится, если приходил перевод больше, чем на десять рублей, у нас праздник был, иногда. А то, что Сережка зимой, на Урале, заметьте, в школу в кедах бегом бегал?

- А вашей матери поменьше надо было мужиков перебирать.

-Перебирала она или нет, но мы с братиком никаких чужих мужиков в доме не видели. И мать нас не бросила, а как могла тянула из себя жилы, она наша мама, и не надо на неё дерьмо лить!

-Да и ты недалеко от своей матери ушла. Вон, нагуляла... брала бы пример с Ирины, в институте учится, в Москве, умница, красавица.

Алька вздохнула:

-Правда, что институт в Москве, жаль, не МГУ или МГИМО, всего лишь текстильный... Зря вы сюда приехали, не получится у нас разговора. Я вас ни о чем не просила и не попрошу, даже случись, на кусок хлеба денег не будет... Если совсем честно сказать - я рада, что росла без отца!

Она развернулась и пошла, не слушая, что там ещё говорит этот абсолютно чужой мужик. Возле дома на мамочку с разбегу налетел Мишутка:

-Мама, мы с Хведей ходили у грибы! Много-много шпиёнов нашли, будем жарить их?

-Минь, надо говорить правильно!

- Мамочка, дяденька на меня смотрит чужой, - шепнул он Альке, - я немножко поговорю как Хведя и перестану. Можно?

-Деда, - закричал он, увидев вышедшего деда,- я тебе чего покажу, - и вприпрыжку побежал к деду. А другой деда сумрачно смотрел ему вслед.

Не получилось у отца разговора и с Сережкой. Тот совcем не стал слушать его, после того, как папашка несколько раз повторил, что он может и прекратить посылать деньги на учебу.

- Алименты платятся до восемнадцати, а тебе двадцать будет!

Серега улыбнулся:

-Теперь стоит на нас с Алькой подать на алименты! Спасибо за любовь и ласку!

Этим же вечером плакала младшая сестра деда - тетка Евдокия:

-Ой да проститя ж мяне, дорогие унуки. Я жеж хотела як лучшей! Батька вашаго вызвала, а ён, бродяга... Панаска, нягожа нам у таком возрасте ругаться!

Панаска бурчал:

-От, баба, волос долог, ума няма! Этта же чертяка, у в каго такая сво... гадость уродилася, -поправился дед, видя, что любопытное Минькино ухо повернуто в его сторону.

Отпуск был испорчен, и Алька с Серегой поехали менять билеты на другое число, а дед остался с Мишуком. Пока дед одевался, Минька выбежал во двор, а там нарисовался папашка и начал общаться с малышом. Минька, привыкший к многолюдью в своей короткой жизни, разговаривал охотно, рассказывая, где живет, сколько лет, кого любит... Папашка сказал, что он Минькин дедушка, на что ребенок, подняв на него удивленные карие глаза, выдал коротко:

-Не, деда у меня один, старенький, любименький - вон идет!

И вприпрыжку побежал к своему старенькому, уцепил того за руку и оживленно заговорил:

-Давай пойдем на речку, деда, там рыбки маленькие плавают, посмотрим, хлебушка им покидаем, я у кармане спрятал.

- Ну, раз спрятал - тады пойдем!

Деда по дороге останавливали сельчане, усем полюбився праунук.