Цветочки Александра Меня. Подлинные истории о жизни доброго пастыря

Однажды – Алику было тогда двенадцать лет – матушка (схиигуменья Мария. – Ю.П.) прислала его к нам на дачу пожить. Он прожил у нас недолго: недели две, может быть, три. Помню, что это был мальчик, который всё время сидел с книжкой, хорошо рисовал, был очень покладистым и тихим. Сначала, когда он приехал, я приняла его с внутренним неудовольствием – у меня была масса обязанностей, и я подумала: «Ну вот, ещё и с мальчишкой возиться…» Но он был очень тактичен и даже незаметен, и, если я его иногда спрашивала: «Алик, ты хочешь то-то или то-то?» – он быстро скороговоркой отвечал: «Как хотите, я молчу». Как будто уже тогда он сознательно вводил в свою жизнь слова Христа «откажись от себя». Он очень много писал, и это было уже началом его работы над книгой «Сын Человеческий».

Мы жили тогда на Правде, и я повезла Алика на станцию 43 км, куда мы впоследствии переселились, знакомить его с детьми наших друзей. Они приняли его, но не совсем – считали его немного «воображалой». А он был просто другим: он был, с одной стороны, совсем ребёнком, а с другой – совсем взрослым, глубоким, наблюдающим и всё понимающим человеком.

В моей памяти остался один эпизод, который я не могу забыть до сих пор. Неожиданно для всех нас приехала наша «казначея» Лида, человек очень быстрый и несколько резковатый. Она вошла в калитку и крикнула: «Алька, собирайся домой!» Я не помню, чем он в это время занимался. Я была в саду и перебирала овощи. И вдруг он бросился ко мне, уткнулся головой в колени, совсем как маленький ребёнок, и – зарыдал. Я положила руку ему на голову и почувствовала странную тревогу. Во мне возникла молитва, которая была направлена прямо к Богу: «Господи! Что за душа у этого ребёнка? Господи, сохрани её… что за душа у этого ребёнка?..» Его рыдания продолжались, может быть, несколько секунд. Потом он поднял голову, сразу овладел собой, спокойно попрощался с нами и – уехал.

Когда я, спустя многие годы, встретилась с ним как со священником, я хотела ему напомнить об этом эпизоде. Он всегда говорил, когда рассказывал о своей жизни, что абсолютно всё помнит; что он всё замечал и всё понимал; понимал даже все сложности и трудности моей жизни. Мне часто хотелось у него спросить, помнит ли он, как он заплакал, а потом сразу всё оборвал и спокойно пошёл. Но я почему-то всё откладывала и так и не спросила. Заплакал как маленький ребёнок, а ушёл как взрослый и всё понимающий человек. Совсем взрослый и всё понимающий.

Моя молитва – она унеслась с быстротой птицы, я это чувствовала, потом вернулась через много лет подобно бумерангу. Я часто вспоминала этот эпизод, когда Алик, уже отец Александр, клал руку мне на голову и этим жестом успокаивал и снимал с меня все мои болезни и физические, и душевные. И я думала, что вот та молитва, с которой я от всего сердца обратилась к Богу, она вернулась ко мне через его руки. Когда-то я гладила его голову, и вот сейчас он кладёт свою руку как священник мне на голову, отпускает мои грехи и помогает мне в моих немощах. Какая удивительная жизнь всё-таки! Какое это таинство – священство…

Анна Корнилова

Алик и Павлик начали прислуживать в церкви Иоанна Предтечи на Красной Пресне. Их детские фигурки в длинных стихарях, большие зажжённые свечи в руках и торжественное шествие от Царских врат на середину храма, куда выносили Евангелие, производили сильное впечатление. Духовная устремлённость мальчиков, благоговейное отношение к церковному служению уже тогда позволяли заглядывать в их будущее.

Хотя во всём остальном это были обычные мальчики. Они любили играть, кататься с гор на санках, ходить в лес. Однажды Алик приезжал к нам в Лесной посёлок копать поле под картошку. Ему было тогда лет двенадцать-тринадцать, и это было связано с периодом, когда после ареста Маруси (Марии Витальевны Тепниной. – Ю.П.), чтобы как-нибудь прокормиться, мы выхлопотали участок для посадки, а дедушка с бабушкой уже были слишком стары и слабы, чтобы вскопать его. Правда, и Алик был не Геркулес…