Цветочки Александра Меня. Подлинные истории о жизни доброго пастыря

«Как-то вызвал меня декан и спросил, почему Меня второй день нет на занятиях? Я тут же лихо соврала, что Алик болен: температура тридцать восемь, озноб – кошмар! Свиридов улыбнулся: оказывается, Алик улетел на два дня в Москву по каким-то церковным делам (на самом деле заболела дочка). И надо же такому случиться: в самолёте с ним летела проректор института (люто ненавидевшая охотоведов) и видела его… И вот тогда-то и была вытащена на свет его объяснительная записка об опоздании с практики. Появилась докладная декана, на которую ректор наложил резолюцию: “Считаю невозможным дальнейшее пребывание т. Меня в числе студентов института”. Алика исключили. Мы скандалили, доказывали, что делать этого нельзя, что он талантливый биолог, и уже напрямую говорили, что если его исключат, он уйдёт служить в Церковь, а сдаст госэкзамены – пойдёт работать охотоведом. Мы говорили, что партийные руководители, борясь с влиянием Церкви, должны уводить от неё, а не толкать туда. Всё впустую. Нас не слушали. Теперь, умудрённые долгой жизнью, мы понимаем, что декан и ректор отнюдь не были кровожадны. Скорее всего, не было у них желания любыми средствами сжить со свету юношу-пятикурсника. Им приказали – они нашли способ. Время было такое: ослушаться было нельзя».

Провожала Алика в Москву большая толпа: обняли, расцеловали, похлопали по спине, и он уехал навстречу своей богоугодной деятельности. Мы стали взрослыми, и расправлялись с нами уже по-взрослому.

Органы не могли оставить Алика без внимания и пытались воздействовать на преподавателей, уговаривая их завалить его на экзаменах. Преподаватели охотфака отказались. Попытку выполнить указание органов предприняла кафедра исторического материализма, но и она не увенчалась успехом. Алик спокойно, толково и полностью ответил на экзаменационный билет. И тут ему задали провокационный вопрос о его убеждениях. На билет Алик отвечал пять минут. Свою точку зрения на философию он излагал полтора часа. С ним пытались спорить. Но выстоять против его доводов не смогли и всё же поставили «тройку». Алик спросил:

– Три за знания или убеждения?

– За убеждения, за них вам следует поставить двойку!

– А я думал, это экзамен знаний!

Всё это вызвало негодование охотоведов, которые пошли скандалить в ректорат и требовать переэкзаменовки для Александра Меня. Ректорат вынужден был уступить. На экзамен явилась целая комиссия, включая представителей райкома. «Валили» всем дружным коллективом, но ничего не вышло. Мень знал больше, чем все они, вместе взятые. Он знал первоисточники, изучив, в отличие от них, не только Маркса, Энгельса, Ленина, но и Гегеля, Мальтуса, Вольтера, Соболева, Вейсмана и многих других. Члены комиссии выглядели полными дураками. И тем не менее Алику поставили «три». К государственным экзаменам он допускался. Завкафедрой военного дела категорически отказался исполнять указания органов. Я случайно столкнулся с ними во время беседы и услышал, как полковник сказал: «Получит то, что заслуживает!» И этот экзамен Алик сдал хорошо.

Реакция студентов была единодушной. Валентина Бибикова вспоминает: «Это его дело, а мы его всё равно любили. Пожалуй, к нему стали относиться даже теплее. И не потому, что верующий, а потому, что умнее и целеустремлённее. К тому же появилось желание прикрыть его от опасности – к этому времени мы стали особенно дружны. Он никогда не проповедовал среди нас религию, но перестал скрывать, что верит. Мы так и остались атеистами, хотя кое-кто из журналистов и утверждает, что весь охотфак вместе с преподавателями стройными рядами пошёл за Менем в церковь. В церковь с охотфака пошёл только Глеб Якунин». Вообще «прижать» Александра на чём-либо было трудно. Учился он хорошо, прогуливал меньше других, религиозную пропаганду среди студентов не вёл, видимых учеников-последователей не имел. «Прижать» его не терпелось, но удалось это лишь на пятом курсе.

Алик Мень, прибыв в Москву, посетил патриарха Алексия I, который хорошо его знал и уважительно относился к нему. Вскоре, 1 июня 1958 года, Александр был рукоположен в дьяконы и направлен в церковь Покрова в селе Акулово. Для нас же он на всю жизнь остался Аликом Менем – родным человеком, добрым, весёлым, верным другом. Мы закончили обучение в институте, приобрели специальность и разъехались по стране.^[12]

Штрихи к портрету

Как великолепен человек, если это человек настоящий!

Менандр

Светлана Александрова

Много лет назад, когда отец был ещё молодым человеком, я сказала ему:

– Отец, вы похожи на Иосифа Прекрасного.

– Совсем нет, – быстро ответил он, – это совсем другой сюжет: я не ссорился с братьями, и меня не продавали в рабство в другую страну.