Цветок для Прозерпины

По мере того, как они подъезжают, и поместье становится ближе, девушка не отрывает свой взгляд от окна, впитывая чудесный вид. В центре здания расположена удивительная угловая купольная ротонда на световом барабане, окруженная пилястрами, от которой отходят два крыла здания. Верхняя часть ротонды украшена тремя оконными проемами круглой формы, снизу подпирают несколько ионических колонн, скрывающие проход к главному входу. Штукатурка фасада выглядит совсем новой, прямоугольные окна, длинные и узкие, лишены всяких украшений, но кое-где добавлены балконы с навесами от солнца и фронтонами. Несколько пристроек находятся с основным домом на разной высоте, из-за чего возникает впечатление раскидистой клумбы, но выглядит все согласованно и соразмерно. Вокруг здания кружится негустой подлесок, не знавший строгой руки садовника, и природная естественность только добавляет исключительность, превращая все в место ностальгии из книжных историй.

Машина останавливается у крыльца, и девушка замечает двух черных собак, сидящих на ступенях. Признаться, сначала она и вовсе принимает их за декоративные скульптуры, так неподвижно они выглядят. Когда Чиркен глушит двигатель и открывает дверь с водительской стороны, псы синхронно срываются с места и кидаются в его сторону. Все впечатление об их сдержанности разбивается о радостный лай, с которым они приветствуют хозяина.

Мужчина с видимым удовольствием наглаживает лобастые вихрастые головы и оглядывается на Сабину, остающуюся в машине и наблюдающую за происходящим. Она не рискует выйти. Почему-то, когда Чиркен упоминал собак, ей представлялся кто-то поменьше размером.

– Вы ведь не боитесь животных? – спрашивает мужчина с улыбкой.

Девушка качает головой и все же покидает машину, нерешительно приближаясь к Чиркену. Тот отдает псам команду сидеть, которую они моментально выполняют.

– Позволите вашу руку? – спрашивает он у Сабины, и она протягивает ему ладонь. Кожа у него горячая и сухая.

– Своя, – говорит мужчина собакам, приближая девичью кисть к их мордам. Мокрые холодные носы щекотно поддевают пальцы, и девушка стремится сжать их, когда процедура знакомства оказывается завершена.

– Они не сразу, но привыкнут к вам, и не волнуйтесь, на первые дни вашего пребывания здесь ночевать их оставлю в охотничьем домике – он неподалеку, в десяти минутах. У вас, кажется, никогда не было собак? – замечает Чиркен, он держит обе руки на загривках питомцев, пока те уселись у его ног и смотрят на Сабину большими умными глазами. – Справа Виз, слева Ареш.

Девушка с трудом отрывает от псов свой взгляд, поднимая его к мужскому лицу, на котором притаилась необидная насмешка.

– Эти имена что-то значат?

– Возможно, я не интересовался этим, клички им выбирал мой сын, мы тогда только переехали сюда, – мужчина переводит взгляд на оставленный с открытыми дверями внедорожник. – Мне нужно отогнать машину, вы пока можете заходить в дом и осмотреться. Я вернусь, и все вам покажу.

– А Тимур?

– В это время он еще спит, вряд ли до обеда появится, – качает головой Чиркен и, передав девушке ее сумку, отъезжает по уходящей за дом извилиной дороге. Собак он берет с собой, и девушка чувствует облегчение – псы выглядят дружелюбными и воспитанными, но она все равно ощущает некоторое беспокойство рядом с ними.

Оставшись одна, Сабина с интересом оглядывается. Воздух, чистый и сладкий как березовая слеза, непривычно заполняет легкие, кажется, что его слишком много. В груди теснит, но теснота эта приятная и желанная. Так чувствует себя пловец, когда наконец выныривает на поверхность с глубины. Девушка на мгновение прикрывает глаза, вслушивается в трение листьев на необычно нежном для осени ветру, наслаждается тающим на коже солнечным светом, который порождает под веками все новые и новые вспышки. Тихо. Безмятежно.

Однако вскоре приятная расслабленность разбивается об острое чувство опасности. Осознания еще не наступило, а тело уже знает, встречает старого недруга, ускорив ток крови, участив дыхание, приготовившись сражаться или бежать от чьего-то недоброго внимания. Как репейник цепляется за одежду, начиная неудобно стягивать ее при каждом движении, так и этот взгляд всаживается прочными крючьями в ее голову, сдирает кожу, ввинчивается в глубину. Девушка остается неподвижной, только слух ее весь делается болезненно острым, отслеживая случайный шорох или треск валежника.

Чудится, или нет? Чиркен ведь не мог вернуться так быстро? Сначала она приоткрывает глаза, скрывая их блеск под опущенными ресницами, но затем, уже не скрываясь, всматривается в разобщенные ряды осин, перемежающихся с сухостоем, и тянущийся позади них густой ельник.