Цветок Трех Миров

Слава успел пробежать несколько шагов. Вслед ему со свистом пронесся маленький пучок из десятка пушинок одуванчика, одной тополиной и старой сосновой иголки, достаточно длинной и острой, потому что обязательно нужен был контакт с телом. Все это было скреплено самой обычной ниткой.

Дверь крайнего купе, до того закрытая, теперь была нараспашку. В коридоре, скрестив на груди руки, с видом скромно-победительным, застыла Наста. Из-за плеча у нее выглядывал Рузя, держащий в руках икающего дракончика. Всякий раз, как дракончик икал, из пасти у него вырывался клуб быстро рассеивающегося дыма.

Сашка подпрыгнул и, повиснув на болтавшемся у потолка Василиче, стал проталкивать его к окну. Венд, перестав ругаться, исхитрился, размахнувшись, заехать Сашке кулаком, однако при этом выяснилось, что фильмов про невесомость и реактивное движение он смотрел мало либо вообще не смотрел. Сашка испытал не больше боли, чем если бы его ударил надувной шар. Венд же, закувыркавшись от собственного удара, вылетел в окно. Пытаясь удержаться, он вцепился в Василича и Антона, утащив их вместе с собой.

– Карлсон улетел, но обещал вернуться, – сказала Рина, прислушавшись к полным угроз воплям вендов.

Даня же успел крикнуть им вслед:

– Не волнуйтесь! Вскоре вес начнет возвращаться! Главное – держитесь вместе, не то потеряетесь!

– О небо! Золотко! Они не погибнут? – Лена озабоченно наблюдала в окно, как струи воздуха от поезда немилосердно кувыркают вендов.

– Нет. Унесет самое большее километров на пятьдесят. Если стрелки изготавливались по перво-шныровским стандартам, там все гуманно, – успокоил ее Даня, косясь, впрочем, на Насту несколько вопросительно.

Наста прошла в купе и, присев на корточки, помогла Рине убрать вещи в рюкзак. Перемещалась она легко, легко садилась, легко вскакивала. Рина, недавно видевшая ее на костылях, поражалась перемене. Камень с закладкой Наста положила на самое дно.

– Рузя, смотайся за чаем! – велела она.

– Почему я? У тебя тоже ноги есть! – не трогаясь с места, отозвался Рузя.

– Вот! – сказала Наста. – Слышали, вдовы? Чай мне не принес! Мне!

Лара разглядывала Насту с недоверием.

– Неприличный вопрос можно? Откуда вы здесь взялись? – спросила она.

– Оттуда и взялись. Кавалерия послала за вами приглядеть. В ШНыре я ее совсем достала.

– А костыли? Гипс?

– Расковыряла! – радостно сообщила Наста и подпрыгнула, показывая, как отлично ее держат ноги. – А этот все меня отговаривал… Пришлось самой. Стянула у Кавалерии секатор – и вперед с песней. Говорила я: поболят и перестанут, никакой Лехур не нужен…

– Безответственно! Ты что, врач? Диплом покажи! – опять заскрипел Рузя.

Его было не узнать. Он сидел надутый, самодовольный, правильный. Достал из кармана булочку, разрезал ее ножиком, помазал маслом и стал есть. Наста, привыкшая, что все достается ей, недовольно пробурчала: «Вот пристал!» – и тут же как галчонок разинула рот, собираясь кормиться.

Рузя удивленно покосился на нее и, отвернувшись, продолжил есть один. Наста так и застыла с разинутым ртом. Она не привыкла еще, что такие вещи происходят наяву.

«Что-то в нем изменилось, – думала Рина, наблюдая за Рузей. – Может, он обиделся на нее за что-то? Хотя, конечно, поводов было миллион… Перестал кормить ее… перестал заботиться, и все сразу обрушилось… Получается, единственное, что удерживало Рузю от занудства, была его заботливая любовь к ней. Сейчас же Рузя даже не знаю кто… тошнот какой-то сонный!»

Рине стало горько и досадно. Ведь любовь, пусть и чужая, это костер, рядом с которым можно греться. А сейчас одна зола осталась от костра. А ведь совсем недавно Рузя был другим! Наста, смеясь, рассказывала, как он посылал с ее телефона эсэмэски: «Я тебя люблю!», получал их и радовался, представляя, что это написала ему она, но увы…

Сейчас перед Риной сидел пухлый, с отвисшими щеками молодой человек и старательно, с полным уважением к пищеварению ел булку.

– Как вы назвали дракончика? – спросила Рина, надеясь расшевелить Рузю.

– Пока никак, – сонно отозвался Рузя.

– Никаком опасно. Значит, будет Васькой.

Рузя приподнял тяжелые веки, слегка пробуждаясь к жизни:

– Почему Васькой?

– Я по кошкам статистику вела. Кот становится Васькой в двух случаях: когда у хозяина плохо с воображением или когда ему изначально придумывают неудачное имя. Например, одна моя подруга назвала своего кота Психопатиус. И что же? Оказалось, длинно. Стала называть сокращенно Психом. Но тут мама встала на дыбы. Короче, кот стал просто Васькой.

– Дракон Васька… – пробуя слово на вкус, повторила Наста. – Нет, вдовы, не нравится! Валяй другое имя!

Рина задумалась. Новое имя шевелилось в ней, как шевелится в памяти забытое название. Ей казалось, что она не придумывает его, а вспоминает… Ну же…

Неожиданно дракончик сильно оттолкнулся задними лапами, раскинул крылья и, пролетев полметра, со звуком выпущенной из катапульты лягушки врезался в стену. Сполз на подушку и обиженно окутался паром.

– Гастрафет! – закричала Рина, и ее веснушки радостно запрыгали, ударяясь о нос. – Мы назовем его Гастрафет!