Цветок Трех Миров

– А вы его раньше прогревали? – поинтересовался Гамов.

– А надо?

– Думаю, да. Перед коброй у меня была черепаха. После кобры – крокодил. И всех приходилось держать под мощной лампой. Холоднокровные, они народ капризный! Им солнышко подавай.

Гамов опять сидел перед Гастрафетом и осторожно водил рукой, завораживая дракончика мерностью своих движений. В лице Гамова и во всем положении его тела были задор и искренний пытливый интерес. Наста смотрела на Гамова со смесью радости, ревности и недоверия. Ей вдруг пришло в голову, что Гамов и ее приручает так же, как приручил кобру, крокодила, гиелу. Как приручает теперь дракона. Чем сложнее, чем невозможнее задача приручения, тем больше удовольствия от нее получает сам дрессировщик. Однако мысль эта, вероятно верная, почему-то доставила Насте удовольствие. Ей захотелось так же шипеть, как шипит Гастрафет, когда Гамов, сразу убирая руку, мимолетно касается его носа, и так же нетерпеливо ждать очередного его прикосновения.

Неожиданно у Гамова зазвонил телефон. Увидев, кто вызывает, он озабоченно сдвинул брови. Первым его побуждением было выйти из комнаты, но, взглянув на Насту, напряженную и готовую мгновенно перерубить протянувшиеся между ними нити доверия, принял звонок здесь. В трубку втиснулся гибкий свежий голосок Белдо. Чудилось, будто старичок через динамик просовывается в комнату и озирается, точно змейка или червячок.

– Женечка, радость моя, ты где?

– В Питере… парк тут какой-то… озеро… – сказал Гамов и, шагнув к подоконнику, палец правой руки запустил в цветочный горшок, а потом сразу в недопитую чашку. Для исследующей магии земля в горшке должна была означать парк, а чай – озеро.

– Да, парки в Питере красивые… – после некоторой паузы признал Белдо. – И что, в парке ты один?

– Как перст! Не считая еще человек трехсот… – отозвался Гамов, неотрывно глядя на Насту.

Смотрел он прямо в глаза, не оправдываясь и не скрывая от нее, что говорит с Белдо.

– Проснулся уже?

– Я не спал.

– Ах-ах! Какой тут сон! Я тоже глаз не смыкал! Женечка, тут такое дело! Мы нашли шныров! Пчелки ведут их из города по Мурманской трассе. Едут в каком-то частном автобусе!

– Куда? – спросил Гамов.

– Вот в этом и вопрос, Женечка, в этом и вопрос! Тилль отправил за ними автобус с растворенными. Я в ужасе! Они таких дров могут наломать! Растворенные глупые какие-то совсем, подселены кому попало… Брак, сущий брак!

– А я чем могу быть полезен?

– Ах, Женечка, можешь, можешь быть полезен! Прошу тебя, слетай проконтролируй! Младочка и Владочка шлют тебе десять тысяч поцелуйчиков… Нет, Младочка кричит, что не шлет! Она пальчиком грозит!.. Сделаешь, Женечка, когда гулять перестанешь? Кстати, Женечка, – голос старичка ехидно дрогнул. – Парк, в котором ты гуляешь, немного странненький! Земля в нем тропическая, а озеро почему-то с добавлением сахара и ромашки! Просто на будущее…

Гамов торопливо пообещал, что слетает посмотреть, как дела у шнуров и берсерков, и отключился.

– Слышали? – спросил он у Насты. – Надо выдвигаться на Мурманскую трассу… Я, конечно, полечу на гиеле, а вы… Ася, я забыл, у тебя есть машина?

– У Валикова есть. А значит, есть теперь и у меня. Я же рабовладелица, – усмехнувшись, сказала Ася.

Бывший тиран подпрыгнул от радости.

– Есть, есть! – принялся повторять он.

Ася попросила его помолчать, что тот с готовностью и сделал, зажав рот обеими руками.

Так зажал, что едва не задохнулся от рвения, потому что вместе со ртом случайно зажал и нос.

– Вы нам помогаете? – спросила Наста. – Если не секрет – зачем?

Ася пожала плечами.

– Зачем – смешное слово. Предполагается, что все в мире делается зачем-то, с какой-то сложной, далеко идущей целью. А я не уверена, что это так происходит. Напротив, убеждена, что очень многие вещи делаются просто потому, что делаются. Захотел помочь – и помог. Или не захотел помочь – и все равно помог. Так как-то. И никаких зачемов тут нет, – сказала она строго.

– Отлично! Вы поедете с Валиковым! Я свяжусь с вами и сообщу, куда сворачивать с трассы, как только сам разберусь, – сказал Гамов, и Валиков закивал с руками у рта. Трудно было представить себе человека более счастливого и сильнее желающего кого-то куда-то везти.

Гамов открыл окно и свистнул, подзывая Аля. Появившаяся откуда-то гиела-альбинос зависла перед окном метрах в трех.

«Далеко же! Он что, собирается прыгать?» – подумал Рузя, и ему захотелось, чтобы Гамов промахнулся и воткнулся головой в асфальт. Смутившись от такой своей мысли, Рузя опустил глаза.

Перед тем как вскочить на подоконник, Гамов повернулся к Насте.

– Я понимаю, что это трудно. Почти невозможно. Я сам себе не верю, но ты… ты, пожалуйста, верь мне совсем немного! – попросил он и мимолетно коснулся ладонью не руки Насты, как делал это прежде, а ее щеки.