Цветы в море зла

— Скажи кучеру, чтобы коляску подали к восьми утра. Смотри не перепутай!

В этот момент Цзинь Вэньцин, раздвинув портьеры, показался в дверях.

— Афу всегда только и думает, как бы улизнуть! — недовольно пробормотал он и перешагнул порог. — Куда ты снова собираешься? — спросил он Цайюнь.

Афу тихонько вышел из комнаты.

— Завтра в саду Тиргартен у меня свидание с одной иностранкой, — надув губы, отвечала Цайюнь. — Почему ты спрашиваешь? Тебе не нравятся мои прогулки по городу? Что означает твое «снова»?

Она сердито соскочила с кушетки и ушла в будуар переодеваться. Оставшийся ни с чем Цзинь Вэньцин тихо позвал:

— Цайюнь! Ты за последнее время очень переменилась. Я еще слова не успел сказать, а ты уже сердишься. У меня были самые хорошие намерения. Дело в том, что сегодня получен ответ из министерства иностранных дел. Послезавтра ты можешь поехать на аудиенцию во дворец Шарлотенбург, который находится в двадцати или тридцати ли от Берлина! Я боялся, что ты за эти дни устала, и хотел предложить тебе отдохнуть!

Уловив в голосе Цзиня извиняющиеся нотки, Цайюнь задумалась и поняла, что немного пересолила. К тому же известие о предстоящей аудиенции очень обрадовало ее. Выйдя из будуара, она с улыбкой подошла к кушетке.

— Кто сердится? Просто вы, господин, слишком опекаете меня. Раз через день назначена аудиенция, завтра я вернусь пораньше и не стану вас беспокоить. Хорошо?

— Как тебе угодно, — промолвил Цзинь Вэньцин.

Они засмеялись и скрылись за пологом постели. Больше в этот вечер ничего не случилось.

На следующий день рано утром, когда Цзинь еще сладко спал, наложница потихоньку выскользнула из-под парчового одеяла, думая о том, что сегодня надо одеться особенно красиво. Она вспомнила про чудесное европейское платье, которое недавно купила, велела служанке достать его и, неторопливо подойдя к туалетному столику, начала прихорашиваться. Вскоре волосы Цайюнь были убраны в пышную прическу. Она надела длинную юбку со шлейфом, повязала шею бархатным платком, всунула ноги в черные лаковые туфельки, приколола на высокую грудь букетик цветов и стала как две капли воды похожей на Маргариту[188]. Картину дополнили соболья шубка, шляпа с белоснежным пером и кольцо с бриллиантами. Еще раз взглянув в зеркало, Цайюнь осталась довольной. Неожиданно она увидела в зеркале ухмыляющееся лицо Афу, который стоял позади нее.

— Коляска подана, — сказал он тихим голосом.

Цайюнь прыснула:

— Вот чертенок! Чуть до смерти не напугал!

Она бросила взгляд в сторону кровати и что-то шепнула Афу на ухо. Радостно кивнув, юноша на цыпочках вышел из спальни. Цайюнь, которая была уже совсем готова, тихонько приблизилась к кровати, заглянула за полог и, повернувшись, приказала девочке-служанке вести себя вниз. У ворот ее ждал кабриолет. Отпустив служанку, Цайюнь дернула поводья, и лошадь понеслась. На одной из улиц стоял Афу в европейской одежде, который издалека помахал ей рукой. Цайюнь засмеялась и придержала лошадь. Секунда — юноша был уже в коляске, рядом с Цайюнь. Он забрал у нее вожжи, взмах плеткой, звон бубенчиков — и коляска молнией врезалась в уличный водоворот. Молодые люди с гордостью смотрели по сторонам, сознавая, что они выглядят лучше, чем любая счастливая пара на картинке.

Вскоре они подъехали к парку Тиргартен. Этот парк, имевший в окружности три-четыре ли, издавна считался самым красивым районом Берлина. Перед воротами на огромном каменном постаменте высотой в три сажени и толщиной в десять человеческих обхватов стояла чугунная фигура ангела. Он был отлит из трофейных пушек, захваченных во время войн с Францией, Австрией и Данией, и назывался «Памятником победы»[189]. Парк во всех направлениях пересекали широкие аллеи. Среди зелени виднелись резные башни, просторные беседки, извилистые галереи, яркие клумбы. Одна удивительная картина сменялась другой, щедро благоухали диковинные цветы и травы, кофейни и бары манили к себе гуляющих. С утра до вечера здесь непрерывным потоком текли нарядные коляски, мелькали красивые платья. Но гордостью сада считалась трехъярусная башня с расписными балками и резными колоннами. Верхний ее этаж состоял из четырех или пяти уютных комнат с картинами на стенах, кружевными шторами, диванами в расшитых чехлах и пестрыми коврами на полу. Эти комнаты были предназначены специально для знатных дам, которые поднимались сюда, чтобы полюбоваться пейзажем. Простых людей сюда не пускали.

Каждый раз, когда Цайюнь приходила в парк на свидание со своими подругами, она всегда отдыхала здесь, поэтому коляска, едва въехав в ворота, направилась прямо к башне. Афу помог Цайюнь сойти, и они стали медленно подниматься по лестнице. Открыв дверь комнаты, где она обычно сидела, Цайюнь уже перешагнула порог и хотела войти, как вдруг увидела мужественного и элегантного немецкого юношу со светлыми волосами и румяным лицом. На нем была блестящая форма пехотного офицера. Он так жадно впился своими красивыми глазами в Цайюнь, что молодая женщина отпрянула.

— Вот здесь свободно, — сказал Афу. — Пойдемте посидим там!