Цветы в море зла

— Я слышал о господине Чжан Цяне, но не имею чести быть лично знакомым с ним, — промолвил Сюнь Чуньчжи. — Что же касается Вэнь Динжу, то его я хорошо знаю: это действительно талантливый ученый. Позвольте рассказать вам одну историю, связанную с ним. Давным-давно, когда он еще не имел степени, в училище «Сыны отечества» проходили экзамены. Один мой земляк сидел рядом с Вэнь Динжу, но не знал, кто он, видел только, что тот явился на экзамен с целой пачкой чистых тетрадей, и очень удивился. Едва все уселись, Вэнь Динжу взял кисть, и она так и запорхала в его руках. Казалось, будто он не сочиняет, а переписывает готовую работу. Пока мой земляк трудился над первым сочинением[195], Вэнь Динжу исписал всю свою стопку тетрадей. Вдруг он остановился и задумчиво произнес: «Ой, как же зовут предков?»[196]

Земляк, ярый последователь неоконфуцианства, услыхав его слова, возмутился: «Если вы настоящий конфуцианец, как же вы можете не помнить родства?» Вэнь Динжу с улыбкой прошептал: «Да это я для своих друзей пишу!» Поняв, что перед ним человек незаурядного ума, земляк не удержался и попросил прочитать его работу. Глазам его предстали четыре блестящих уставных сочинения и четыре — в форме вопросов и ответов. В восторге он хлопнул рукой по столу и рассыпался в комплиментах. Однако Вэнь Динжу лишь снисходительно улыбнулся: «Я не смею принять вашей похвалы. Разве может мое сочинение по простоте и убедительности сравниться с вашим великим творением!» — «Но ведь вы не читали моей работы, — сказал земляк. — Откуда вы знаете, хороша ли она? Вы мне просто льстите!» — «Нет, я давно уже знаком с вашим произведением, — возразил Вэнь Динжу. — Если не верите, извольте послушать!» С этими словами он прочел наизусть все сочинение, которое земляк только что написал, и не пропустил ни одного иероглифа. Как вам нравится подобная память? Пожалуй, сам Чжан Сун[197] мог бы ему позавидовать!

— Вы говорите о Вэнь Динжу? — переспросил другой экзаменатор, Инь Цзунъян. — Я знаю о нем еще одну историю. У него была прелестная ученица — жена закадычного друга, за которого Вэнь Динжу был готов пойти на плаху. Этот друг прославился как честный сановник, но однажды неосмотрительно выступил против какого-то министра и потерял должность. Тогда он рассердился, обрил голову и ушел в буддийские монахи, поручив заботы о жене Вэнь Динжу. И что же вы думаете, — через год жена написала мужу письмо с просьбой о разводе, порвала с миром и тоже ушла в монастырь. Отсюда можно видеть, что искусство Вэнь Динжу убеждать не знает преград: даже бесчувственный камень склонится перед ним![198]

Все переглянулись.

— Что касается Чжан Цяня, то он служил секретарем в Корее, при сановнике У Чанцине, — вмешался Хуан Чаоцзи. — Когда Чанцин умер, после него не осталось ничего, кроме солидной недостачи, которую Чжан Цяню пришлось покрывать. Ходили слухи, будто он сделал так потому, что был очень виноват перед У Чанцином!

— А я слышал, что Чжан Цянь сидел в тюрьме, — прибавил Инь Цзунъян, — и вот почему: когда Чжан Цянь сдавал экзамен на сюцая, он выдал себя за уроженца Жугао[199] и даже нашел там однофамильца, которого назвал своим отцом. Этот человек неоднократно требовал с Чжана денег, а когда тот наотрез отказал ему, связался с начальником округа и обвинил Чжан Цяня в непочтительности к родителям. За это Чжана лишили степени и заключили в тюрьму. К счастью, в то время господин Хуан Лифан служил учебным инспектором провинции Цзянсу и помог оправдать Чжан Цяня. Его выпустили. Когда вы вернетесь домой, господин Хуан Чаоцзи, можете спросить обо всем этом у своего отца!

Нам кажется, что наступила пора познакомить читателя с одним из участников беседы — Инь Цзунъяном.

Он был уроженцем провинции Цзянсу, служил редактором в академии «Лес кистей» и намечался на должность цензора. Будучи человеком простым и энергичным, он пуще всего ненавидел знаменитых ученых, но при этом любил наряжаться, держать красивых лошадей, роскошные экипажи и сбрую, так чтобы уже издали было видно, что едет знатный маньчжурский чиновник. В продолжение всего разговора он думал про себя: «Если эти культурные негодяи попадут ко мне в руки, то пусть и не думают, что я их пропущу!»

Самые любопытные истории еще не были рассказаны, когда надзиратель внес сочинения. Каждый экзаменатор взял свою часть и приступил к проверке. Вскоре Сюнь Чуньчжи попалась тетрадка, принадлежащая какому-то уроженцу Цзянсу[200]. Его сочинение блистало возвышенностью идей и обилием ссылок, напоминая стиль, господствовавший в начале династии. Смысл классических книг толковался предельно убедительно и четко. Ответы на вопросы поражали своей глубиной.

— Это сочинение безусловно принадлежит Чжан Цяню! — взволнованно вскричал Сюнь и подозвал к себе других экзаменаторов.