Цветы в пустоте

голос резко смягчился, интонации стали почти утешающими, как будто этот голос принадлежал родителю, успокаивающему плачущее дитя, или любовнику, помогающему возлюбленной. –

У тебя есть выбор на этот раз. Ты можешь в любой момент – абсолютно любой! – прекратить всё сам, стоит тебе лишь попросить. Если ты попросишь, всё тут же закончится. Правда, в этом случае это будет равносильно тому, чтобы добровольно шагнуть в так сильно пугающую тебя темноту, и тогда мы будем считать, что ты всё-таки сдался в итоге, после всего того, через что ты прошёл. Выбор за тобой, малыш. А пока… а пока мы позабавимся.

Копошение жуков, замерших на всё время речи Близнецов, возобновилось с новой силой. Пауки тоже стали ещё активнее, ещё настойчивее. Мошкара всё слеталась и слеталась, и Сильвенио совсем скоро оказался полностью погребён под горой насекомых, которые безостановочно лезли буквально во все доступные отверстия. Сильвенио судорожно дёргался, пытался вырваться или хотя бы стряхнуть их, но вросшие руки и колени не давали ему особой свободы движений – и всё это время он молчал. Тысячи и десятки тысяч тварей населяли его и снаружи, и внутри, он ощущал каждое их движение, мириады маленьких острых ножек разрывали верхние слои эпидермиса и слизистых, и его уже давно тошнило, ему хотелось кричать и рыдать от собственного бессилия, потому что они проникали в самые интимные места, и это было мерзко-мерзко-мерзко даже для него, повидавшего уже благодаря Аргзе так много, это было омерзительнее всего, что ему довелось видеть когда-либо – но он молчал, молчал и давился вместе с пауками беззвучными всхлипами.

Только, как оказалось, это ещё было не самое страшное, что его ожидало.

Самое страшное началось, когда бесчисленные насекомые начали пожирать его изнутри.

Он в полной мере почувствовал себя деревом, сплошь наполненном термитами от корней и до макушки. Насекомые грызли всё, до чего могли добраться там, внутри: вены, капилляры, кости, мышцы, хрящи, внутренние органы. Добрались и до артерий, и Сильвенио упал лицом вниз, истекая кровью – к сожалению, все жуки и пауки прекрасно обходились и без воздуха, продолжая грызть его даже тогда, когда их затапливало. У него начались обширные внутренние кровоизлияния; от боли, ужаса, нехватки воздуха и усиливающейся тошноты он ослеп и оглох, и им овладело вдруг спасительное, блаженное безразличие ко всему происходящему. И он уже не видел, как они возятся чёрно-красной живой массой в заливающей жёлтую дорогу серебряной крови, как они прогрызают себе в нём путь наружу, как появляются на его теле сквозные дыры, как от него остаётся один остов – который тоже исчезал довольно быстро.

Не видел – но продолжал всё чувствовать. И молчал.

Паника вернулась к нему только тогда, когда он уловил настойчивую щекотку уже где-то под черепом. Это было так странно и так жутко – ощущать, как что-то пробирается в самый мозг, обычно защищённый от всего плотной черепной коробкой. Сильвенио неожиданно пробил неадекватный смех: его так и тянуло громко сказать своим мучителям, что в головном мозге поверхностных нервных окончаний нет и быть не может, что они немного перестарались в своём желании сделать всё максимально достоверным, что это уже чересчур бредово даже для них. Но он молчал, нелепо и неуместно улыбаясь во весь полный жуков рот. А потом он ощутил щекотку и возле сердца.

Он только издал совершенно беззвучный истерический смешок и…

***

…проснулся.

Зря.

Близнецы всё ещё насиловали его вдвоём, и Сильвенио устало закрыл глаза, ожидая, пока всё закончится. Его догадка оказалась верна: они сейчас заполняли иллюзию реальными объектами, хотя могли обойтись и без этого. Конечно, здесь никаких жуков, пауков и прочей мелкой живности не существовало, но с их умениями совсем просто было приукрасить даже самые слабые и имеющие мало общего с нужными ощущения. Так, две их свободные руки – не те, что держали его голову – беззастенчиво бродили по его обнажённому телу, и там, в иллюзии, наверное, именно это вызывало такое реалистичное ощущение полчищ насекомых на его коже. Остальное же… об этом не следовало даже говорить.