Цветы зла

В тени я портиков высоких жил годами.Был отблеск солнц морских на камнях их зажжен,И стройные ряды торжественных колонн,Как грот базальтовый, чернели вечерами.Валы, качавшие на лоне небосклон,Неслись, и голос их, всесильными громамиЗвуча, был сказочно с закатными цветами,Горевшими в глазах моих, соединен.Так прожил долго там я в неге безмятежной,Среди лазури, волн, и тканей дорогих,И благовонных тел невольников нагих,Что освежали лоб мне пальмами прилежно,И только к одному стремились — угадать,

Зачем мне суждено так горько изнывать.

ЦЫГАНЕ В ПУТИ

Пророческий народ с горящими зрачкамиВчера пустился в путь, и матери детейНесут или к сосцам искусанных грудейДают им припадать голодными губами.Мужчины вслед идут за крытыми возами,Где семьи спрятаны от зноя и лучей,На небо устремив тяжелый взор очей,Уже покинутых неверными мечтами.Таясь среди песка, глядит на них сверчок,И песня звонкая слышна им вдоль дорог;Цибела ради них свои сгущает сени,И в расцветающей пустыне бьет родник

Для этих странников, чей жгучий взор проникВ знакомую страну глухих грядущих теней.

ЧЕЛОВЕК И МОРЕ

Свободный человек, любить во все векаТы будешь зеркало свое — родное море.Ты душу узнаешь в его глухом просторе,И бездна дум твоих не менее горька.Ты погружаешься в свое изображенье,И руки и глаза насытив, и твой дух,Средь гула гроз своих, порою клонит слух,Внимая бешеной, неукротимой пене.Вы оба с ним равно угрюмы и темны;Никто, о человек, твоей не мерил бездны,

О море, никому до дна ты не известно,И не раскроете вы тайной глубины.И всё же, вот уж ряд веков неисчислимый,Как вы сражаетесь, раскаянье забывИ жалость, вняв резни и гибели призыв,О братья и враги в борьбе непримиримой!

ДОН ЖУАН В АДУ

Когда был Дон Жуан к глухим подземным водамОтозван и свою Харону лепту дал,Бродяга сумрачный, сверкая взором гордым,Рукою мстительной и сильной весла взял.С грудями вялыми, раскрывши одеянья,Сбежались женщины к нему со всех сторон,Подобно стаду жертв, ведомых на закланье,

И слышен был во тьме протяжный, горький стон.Слуга его твердил со смехом господинуПро долг. Его отец нетвердою рукойНа сына дерзкого, презревшего седины,Указывал теням, бродившим за рекой.Дрожа под трауром, печальная Эльвира,Простившая обман и слезы тайных мук,Казалось, всё ждала от прежнего кумираУлыбки сладостной, как первой клятвы звук.Застывши на корме, закованный весь в латы,Муж каменный делил рулем угрюмый вал,Но чуждый всем герой, на меч склонясь, куда-тоГлядел и никого кругом не узнавал.

HАKАЗАHИЕ ГОРДОСТИ