Вот вечер пленительный, друг преступленья,К нам крадется волчьей, коварной стопой;Задернут небесный альков над толпой,И в каждом, как в звере, горит исступленье.О вечер, тебя с тайной радостью ждал,Кто потные руки весь день натруждал,Кто с тихим забвеньем склонится к покою,Снедаемый жгучей, безумной тоскою,Кто никнет над книгой с тяжелым челом,Кто ищет постели, разбитый трудом!Вот демоны, полные вечной заботы,Проснулись, очнулись от тяжкой дремоты;Несутся — и в крыши и в ставни стучат;Ночные огни зажигает Разврат,Колышет и гасит их ветер свирепый;Вот двери свои раскрывают вертепы,Живой муравейник, волнуясь, кишитИ путь проложить себе тайный спешит;Копошится, бьется на улицах грязных,Свиваясь, как клубы червей безобразных.Чу — слышится кухонь шипенье вокруг;Хрипящий со сцены доносится звук;Притоны, что манят азартной игрою,Заполнены жадной, развратной толпою;Там моты, кокотки и воры сошлисьИ дружно за промысел гнусный взялись;Взломали рукою искусною ворыУ кассы замки и дверные затворы;Все прожито нынче, что взято вчера.О сердце, забыться настала пора!Оглохни же, слушая эти рыканья!Но к ночи язвительней горечь страданья,Больных сумрак ночи за горло берет,Пасть в общую бездну пришел их черед;Больницы наполнены звуками стона;Напрасно… над чашкой душистой бульонаНе встретить вам ту, что душе дорога;Вам чужды и сладость и свет очага!..
На креслах выцветших они сидят кругом,Кокотки старые с поддельными бровями,Лениво поводя насмешливым зрачком,Бряцая длинными, блестящими серьгами;К сукну зеленому приближен длинный рядБеззубых челюстей и ртов, подобных ранам;Их руки адскою горячкою горят,Трепещут на груди и тянутся к карманам;С плафона грязного лучи обильно льетРяд люстр мерцающих, чудовищных кинкетовНа хмурое чело прославленных поэтов,Сюда собравшихся пролить кровавый пот.В ночных виденьях сна я был картиной черной,Как ясновидящий, нежданно поражен;На локоть опершись, в молчанье погружен,Я сам сидел в углу бесчувственный, упорный,И я завидовал, клянусь, толпе блудниц,Что, страстью схвачена, безумно ликовала,Погибшей красотой и честью торговалаИ страшной радости не ведала границ.Но ужаснулся я и, завистью пылая,Смотрел, как свора их, впивая кровь свою,Стремится к пропасти зияющей, желаяИ муки предпочесть и ад — небытию!