Цыган

И даже номер «Волги», над которым едва светился подфарник, забрызган был так, что, скользящим взглядом Михаил различил всего лишь буквы серии РВ и две цифры номера: 54…

В третьем со двора подъезде он хотел было вызвать лифт, но заметил над его дверцей красный сигнал. Надо было подождать, пока не спустится он, застоявшийся где-то на верхнем этаже. Михаил подождал минут пять, но никакого движения не слышно было наверху. Или еще необкатанный лифт заело между этажами, или кто-нибудь из жильцов, вселившись в новую квартиру, на радостях забыл захлопнуть дверцу. Из-за этого теперь надо было подниматься с чемоданом на десятый этаж по лестнице. Конечно, чемодан с одеждой и с бритвенным прибором не шел ни в какое сравнение с теми грузами, с которыми приходилось иметь дело Михаилу на том же конезаводе, загружая и разгружая свой самосвал, но уже на пятом этаже он перекинул свою ношу из руки в руку. С усмешкой подумал, что, должно быть, потяжелела она потому, что к его обычному мужскому имуществу теперь еще прибавилось в чемодане и женское кожаное пальто с такого же коричневого цвета сапожками, которые по просьбе Михаила его сосед по общежитию привез ему из очередного рейса на служебном автобусе из Одессы.

Михаил беззвучно выругался, когда уже на восьмом этаже мимо него сверху бесшумно скользнул лифт. Но лязга дверцы внизу он так и не услышал. Скорее всего это гастролировали на новом лифте вверх и вниз мальчишки.

На десятом этаже перед дверью с номером 129 он, уже подняв руку к электрическому звонку, обнаружил, что дверь не закрыта. Должно быть, Настя, поджидая его, не стала закрываться, а потом забыла.

Ему сразу же, как только переступил он порог, понравилась ее новая квартира с большой, обклеенной зелеными обоями прихожей и круглыми медными ручками на дверцах отполированных под дуб настенных шкафов в коридоре, разветвленном направо и налево. Но Михаил свернул не направо, к кухне, куда шарахнулся от него большой лохматый кот, а налево, к двери, застекленной матовым стеклом, сквозь которое пробивался свет. Из-за перерыва в подаче электроэнергии в кольцо троллейбусного маршрута Михаил опоздал к Насте на целый час и теперь не удивился, что она не обернулась на скрип двери, оставаясь лежать на кровати под простыней спиной к двери, запрокинув голову на подушке. Колечки черных вьющихся волос рассыпались вокруг ее головы на подушке. Она всегда так любила спать, с поджатыми под самую грудь ногами. И теперь, должно быть, утомленная переездом на новую квартиру, прилегла в ожидании Михаила на кровать, да так и заснула.

А в понедельник, около восьми, Михаил уже опять должен будет распахнуть перед ней дверцу троллейбуса, чтобы не позже чем без десяти девять она смогла встретить на пороге детсада первого ребенка, которого сдаст ей на руки мать по дороге на работу. И в половине седьмого вечера распахнет перед ней дверцы на обратном пути. Никто другой не выдержал бы и одного месяца этого кольцевого маршрута, по которому она беспрерывно вращается изо дня в день. Михаил давно уже поклялся себе, что, если все-таки сбудется совместная их жизнь, он любыми средствами разорвет это кольцо. Иначе ни детей у них так и не будет, ни она сама долго не протянет.

Еще бы, сломленной усталостью и ожиданием, услышать было теперь скрип двери и шаги! Спит, натянув на плечо простыню и поджав калачиком ноги, как спят только в детстве.

Большой лохматый кот, шарахнувшийся при появлении Михаила, теперь, выглядывая из коридора в комнату, мерцал желто-зелеными глазами. Настя рассказывала Михаилу и про этого полудикого кота, который, по ее словам, привязался к ней так, что она даже решила выпросить его у своей хозяйки Изабеллы перед переездом на квартиру. Значит, не отказала ей старуха.

Кот подошел к Михаилу и стал тереться об его ноги. Тихо было во всем большом доме, и ничто не могло нарушить сон Насти, запрокинувшей на подушке голову. Стараясь не шуметь, Михаил положил боком на стул свой чемодан и, откинув крышку, стал вынимать из него вещи. Сверху лежали коричневое кожаное пальто и такого же цвета сапожки с оттиснутым золотом клеймом венгерской фирмы. И вдруг это клеймо, а может быть, и что-то другое, беспокоившее его с той самой секунды, как только очутился он в комнате Насти, заставило его внимательнее взглянуть на нее, рассыпавшую по подушке свои жгучие колечки. Он подошел к кровати, на которой лежала она с поджатыми под самую грудь коленками к нему спиной, и, боясь разбудить, тихо отвернул край простыни…

Во всех окнах только что заселенных квартир в новом доме по улице Пушкинской, пятнадцать «б», почти одновременно вспыхнул свет, и все жильцы вскочили со своих постелей, услышав из окна комнаты самого верхнего, десятого, этажа по-волчьи высокий тоскливый вой.

* * *