Тучи идут на ветер

К подъезду подкатил автомобиль. По светлой челке угадал Иванова, чекиста, сидевшего рядом с шофером. Выстукивая из трубки на ладонь теплый пепел, Сталин перебрал в памяти основные моменты того, что так тщательно им вынашивалось и взвешивалось. Обязанности чрезвычайного уполномоченного по заготовке и отправке продовольствия за время пребывания в Царицыне исподволь претерпевали изменения. Свободные разъезды заготовителей по Ставропольщине и Кубани, по сути, закончились — хлебные благодатные края у врага. Следовательно, сведена до минимума и его, уполномоченного, мирная деятельность. Остается одно из двух: выехать по новому назначению Совнаркома или… брать военную власть СКВО в свои руки. Последнее напрашивается настойчиво. Мотивы и раньше вскрывал Ильичу; нынче отправит конкретные предложения. Если Ильич поддержит, тотчас проведет их в жизнь. Удалит Снесарева, а с ним и его подручных, создаст Военный совет с оперативными функциями. Военный совет возглавит все вооруженные силы юга Республики; человек пять, не больше, ввести в состав, во главе с председателем. Людей подобрать преданных, единомышленников; «спеца» ни одного, чтобы и духу не было. Даже на должность начальника оперативного управления подыскать знающего военного из большевиков — без специалиста не обойтись, «чертежи чертить», составлять планы переформирования и тому подобное.

Сталин вернулся к столу. Мельком скользнув взглядом по листу с текстом телеграммы Ленину, он поймал себя на том, что с усилием обходит в мыслях один момент, существенный, который на сегодняшний день занял самое видное место в рабочих повестках заседаний ЦК, Совнаркома и Высшего военного совета. С первых часов обнародования декрета о формировании регулярной рабоче-крестьянской армии возникли споры: как использовать царских офицеров? Коллегиальность или единоначалие? По сути, его предложения и намеревае-мые действия идут вразрез главной линии партии и правительства: всемерное использование военспецов в строительстве вооруженных сил страны и единоначалие в руководстве. Слов нет, логика железная: кому, как не военным, строить армию! Но военные-то — кто?! Царские генералы, монархисты до мозга костей, волки в овечьей шкуре. Они построят армию. Но поведут куда?.. Военные комиссары при военруках-генералах пока еще не восполняют пробелов.

До недавнего времени у него, Сталина, не было твердого мнения по волнующему вопросу, поддерживал большинство — курс на использование старых офицеров; тут, в Царицыне, столкнувшись лицом к лицу с военспецами, он точно определил отношение к ним, и не в пользу последних. Не верит он ни военруку СКВО Снесареву, ни его начальнику штаба Носовичу, генералам. Пока недоверие строится на интуиции, на каких-то малоприметных глазу внешних признаках. Интуиция подсказывает, что скоро, очень скоро, может быть через минуту, у него в руках будут веские доказательства не только их нерадивого отношения к служебным обязанностям, но и прямого вредительства. Насмотрелся на равнодушие к оперативным делам военспецов, на их психологическую неподготовленность к решительным действиям; об этой стороне дела уже не раз докладывал Ильичу. Понимал, что мотивы для Кремля нужны весомее; недаром Ильич в ответных телеграммах не заостряет на них внимания; кстати, обошел молчанием недавнюю прозрачную просьбу разрешить ему действовать по своему усмотрению, то есть, попросту говоря, развязать руки. Само собой, он, Сталин, берет на себя ответственность перед всеми высшими органами. На эту депешу Ильич никак не может не ответить. Время не терпит. Каждый час неопределенности его положения в Царицыне — на пользу врагу.

Факты, факты, нужны факты, твердил себе Сталин, усаживаясь в кресло. Он уже с нетерпением поглядывал на дверь, в которую войдет человек и положит на стол те самые факты. Казалось, прошла вечность, покуда не открылась дверь: успел переворочать кипу бумаг. Потянулся за коробком со спичками; так и застыл с вытянутой рукой на столе, в неудобной позе: боялся пропустить миг, когда человек находится еще сам с собой наедине, в состоянии самооткровения.

С чем идет чекист? И тут же понял — тех фактов, нужных ему, Иванов не несет. Хотел вернуть его в приемную — понадобится в разговоре с транспортниками. Но в последний момент, вблизи, заметил в загорелом лице чекиста нечто такое, что остановило его. Выслушает, но прежде выскажется сам; заговорил поучительно, с сильным акцентом:

— Ви, товарищ Иванов, ничего серьезного мнэ нэ принесли. Арестовали десяток-другой мешочников, спекулянтов… За это спасибо нэ скажу.

— Товарищ Джугашвили…

— Називайте меня «товарищ Сталин». Ми с вами партийные люди, и делаем одно общее, полезное для партии дело. Единомишленники. А «Джугашвили»… Так величают меня военспецы. Пускай это будет их монополией, так сказать, пределом. На большее им рассчитывать нэ приходится.

Умные серые глаза чекиста, густо опушенные темными ресницами, понимающе сощурились.

— Спасибо за доверие…

Сталин с наслаждением втягивал в себя дым.