Тучи идут на ветер

— За доверие нэ благодарят. Доверие оправдывают, товарищ Иванов. А что у вас наиболее существенное?

— Не знаю, что и выделить, товарищ Сталин. Мешочников не десяток и не два… Тюрьмы города ими забиты, полны даже все подсобки. Порядочных контрреволюционеров, арестованных нами, сажать некуда.

— Попадаются и «порядочные»?

Усмешку Сталина чекист принял за чистую монету. Расслабляясь, удобнее обосновался на жестком стуле; движение это выдала новенькая кожаная тужурка. Вовремя заметил, что нарком, занятый трубкой, уловил едва слышный хруст хрома — напряглись недовольно густые округлые брови. Нет, нет, обмякать один на один с этим человеком нельзя. Подобравшись внутренне, Иванов заговорил официальным тоном, стараясь ненавязчиво следить за его насупленным лицом:

— В ваше отсутствие из Москвы прибыл поезд. Возглавляет его некий инженер Алексеев.

— В качестве кого?

— Спеца-организатора по транспортировке нефте-топлива с Кавказа. Путевой лист Комиссариата путей сообщения. Команда человек тридцать, вооружены пулеметами. Инженер сам в годах, лет пятидесяти. С ним два сына. Старший возраста служебного, по виду из офицеров, младший — гимназист.

— Поезд, надо полагать, нэ прибыл в Царицын, а застрял здесь. По роду занятий инженеру, спецу по нефти, надлежит бить по крайней мере в Грозном. А нынче, как ви знаете, туда железной дорогой нэ попасть. Удивлюсь, если сам Алексеев сию минуту нэ обивает порога царицынских властей, нэ просит помощи перетащиться с рельсов на воду. И Чека придется еще заниматься этим делом.

Увидав, чекист хочет возразить ему в чем-то, Сталин умолк в ожидании, расчесывая изгрызенным гнутым мундштуком трубки усы.

— Инженер Алексеев действительно обивает пороги местных властей, побывал даже у Минина. — Иванов напористо подался крепким телом на стол. — Успел уже очаровать царицынцев столичными аристократическими манерами, импозантной внешностью. Но нам доподлинно известно, что поезд свой он оставлять и не помышляет. Голубой экспресс бывшего великого князя Дмитрия Павловича с салоном и спальней певицы Вяльцевой, вагоном-рестораном. Зачем ему лишаться этаких удобств?

Сталин посмеялся про себя над наивной хитростью чекиста; знает, шельмец, его отношение к «бывшим», нарочно подчеркивает. Ошибается, все эти подробности не сработают на пустом месте.

— Наш сотрудник вчера вечером, — продолжал чекист, желая все-таки задеть стального наркома, — видал старшего сына Алексеева в городском парке. И не одного… С адъютантом начальника штаба округа Носо-вича. Встреча навряд ли случайная. Хотя подавалась как встреча старых друзей, однокашников. Адъютант Носовича бывший штабс-ротмистр.

Что такое? Кажется, узелок… Не такой уж и наивный чекист, как подумал о нем. И раньше видал: расчетлив, в делах не суетлив, не порет горячку. Теперь обнаружил зрелый ум — копает глубоко. Сразу, с порога, не выпалил главное, с чем пришел, даже сумел скрыть за малозначащими деталями. Что ж, качество отменное для его профессии. Однако Сталин не выказал свою заинтересованность и остался доволен собой; неторопливость, умение держать в руках свои порывы, не говоря уже о мыслях, удел умудренных.

— Нэ вижу логической связи, — сказал он после долгого молчания. — Встреча может бить и случайной.

— Может, товарищ Сталин. Но я все же подержу ту ниточку…

— Подержите.

Иванов, сбитый с толку деланным равнодушием Сталина, ощутил на щеках колючий озноб.

3

Не хватило Сталину терпения. Ответ из Москвы пришел утром. Да, с ним согласны, предложения его приняты: военное руководство отныне переходит от военного комиссариата округа в руки Военного совета. И именно он, Сталин, назначается председателем Военного совета СКВО.

Вчитываясь в приказ Высшего военного совета, Сталин на какое-то короткое время ощутил угрызение совести. Не надеялся, что Ильич согласится? Меньше полусуток не дотерпел! Глубокой ночью провел экстренное совещание; не широкое, круг узкий, присутствовали только те, на кого мог положиться, в чьих руках фактически сосредоточена в Царицыне военная и гражданская власть, — комиссар Анисимов, ближайшие помощники отсутствующего командующего Ворошилова и царицынец Сергей Минин. Последнему доверял не вполне; не мыслям его, не убеждениям — они не вызывают сомнений, — действиям. Минин слишком благодушен, с притупленным классовым чутьем, этакий русский интеллигент-всепрощенец: там, где надо показать жесткую руку, его не всегда хватает. Но авторитет у Минина в Царицыне на зависть велик; он-то и заставляет всех с ним считаться, в том числе и его, Сталина. Кстати, Минин едва не расстроил дело: не совсем, мол, удобно решать такие вопросы через голову, без санкции сверху, назвав действия их «самостийными». Анисимов поддался трезвому голосу царицынца, высказал соображение обождать утра и связаться с самим Лениным.