Тучи идут на ветер

В штабе кроме снабженцев Сиденко и Панченко застал и политкома. Сидел он за столом, при шашке и кобуре. Вид сердитый и в то же время растерянный. В рыжем картузе, пиджаке из грубого сукна верблюжьей отмастки. Снабженцы переминались у порога.

Кажется, комиссар ищет в бригаде «свои дела». Что ж, не станет ему мешать, по ночному уговору. Никуда не денется — обратится сам. Опережая возможные вопросы, от порога высказал удивление:

— Комиссар? А я, грешным делом, подумал… нарубал небось целый ворох лозы по Аксаю.

Питашко поморщился:

— Пробовал. Да вот дела завернули…

— Борис Макеевич… — Сиденко переступил.

Взглядом осадил его. Скрипя половицами, прошел, опустился на табурет.

— Жалуйся, комиссар.

— Какие там жалобы… Меры нужно принимать.

Начальник снабжения опять попытался заговорить.

— Ты, Сиденко, помолчи, — нахмурился Борис. — С тобой разговор опосля…

— Кругом грабеж. — Питашко стянул за козырек картуз. — Форменное мародерство. Берут сено, хлеб, угоняют скот. Конечно — мы… Не сами же мужики друг у дружки тащат? А товарищи снабженцы заместо того, чтобы как-то улаживать с населением дела, сами нарываются на скандалы… Мало того, выхватывают наганы! Позор, товарищ Сиденко, для красного борца за свободу… Вы порочите такими действиями вот это Красное Знамя, какое стоит в углу. Вручили вам его не только за доблесть в боях… А чтобы несли на алом полотнище отблески мировой революции!

Борис окутывался махорочным дымом. Не перебивал. Давил в себе просившийся наружу смешок. Политком-то зубастый. Ишь, Сиденко, волкодавище, и тот поджимает меж ног хвост. Так-то, комиссар, кроме красных и складных слов по митингам доведется тебе и таким делом заниматься… По ноздри хлебнешь, погоди. Уж куда как не комиссарское занятие: души людские, в самой подноготной… Переиначивай их в согласии с новой жизнью, воспитывай. А то — один тут. Кидаешься, как цепной кобель, во все стороны. Давай подпрягайся.

Захлопнулась дверь за снабженцами. Сказал, не тая усмешку:

— Вижу, нащупываешь свою тропку…

Политком ответил не сразу.

— Никто, поди, тут палец о палец не стукнул, чтобы прекратить эти грабежи.

Ефремка норовисто вскинул голову. Борис Опередил его:

— Вот ты, комиссар, и начнешь с того… Попов, дай-ка все свежие жалобы от населения. Вот тебе. Оформляй в приказ. А я займусь своим делом.

Снял ремни с оружием, шинель. Пристраивая на порожних катушках, вбитых в дощатую перегородку вместо крючков, напомнил:

— Кстати, там… по положению Реввоенсовета, без скрепы политкома ни один приказ не действителен. Этот первым и подпишем вместе.

Склонился с Ефремкой над картой: занесли последние данные разведотдела. Косился исподволь на сопевшего тут же под локтем комиссара. Писал он что-то уж больно много. Одолело нетерпение, протянул руку:

— Что там у тебя? Ну-ка…

— Погоди, слова сами подступили…

Борис подмигнул Ефремке: каков, мол, сочинитель. Встал за спиной у него.

— Какой же это приказ? Воззвание! Ты послушай, Ефремка! «…Вступивши, согласно приказа командира бригады на эту службу, я от имени пославших меня рабочих города Петрограда выражаю всем вам, боевые товарищи, от них братский привет». Ишь, шельмец… «Выражаю почесть и славу живым, память павшим…» Ловко! Такие, брат, слова… Прочитать войскам перед боем… Знаешь?! Попов, приказ о зачислении на должность и на довольствие комиссара отдан?

— От семнадцатого ноября еще. Буденный подписал.

Он согласно кивнул; отыскав нужное место в тексте, продолжал читать:

— «…Разъясняю также товарищам по бригаде, что устанавливаемые должности бригадных, полковых или ротных политических комиссаров не изменяют боевых приказов и власти командиров, но, наоборот, укрепляют их и следят как за точностью их выполнения, так и за твердостью военной дисциплины…»

Отложил лист.

— Крепко сказано про назначение вашего брата в войсках. Нынче же выстрою бригаду, сам прочитаешь это воззвание… Заодно и приказ. Ефремка, пиши… «Предостерегаю население, в особенности беженцев, что в случае повторения какой-либо кражи или самовольного присвоения скота, хлеба, хозяйского корма и прочего, а также хранения, покупки и продажи казенных вещей виновные, как военные, так и гражданские, будут караться преданием военно-революционному трибуналу до расстрела на месте преступления включительно». Точка. Подписи: комбриг и политком. Вот и весь приказ.

У ворот оборвался перещелк колес. Ефремка к окну.

— Тачанка… Шевкопляс!

Тяжелые торопливые шаги по гулкому чулану. Рас-пялся Григорий в дверях, ухватившись за косяки. Поприветствовав, выпалил:

— Думенко, собирайся! В тачанку скоренько.

— Ты-то свалился откуда?

— На станцию двинем… Да эскадрон охраны туда кинь. Троцкий! Я с его бронепоездом. Ну, ну, поворачивайся… Ей-богу, без ножа режешь!

Застегивая ремни, Борис моргнул комиссару, шепотом подбодрил:

— Учись рубать…

3