Тульский-Токарев. Том 1. Семидесятые-восьмидесятые

— Так, Леха, забирай «клоки» и дуй в отделение, там у кого-нибудь из оперов жди нас. Домой не спеши — тут геморроя еще часа на четыре…

«Леха» молча поклонился, восторженно потряс руку Колчину, схватил часы и вышел из квартиры. Потом Гороховский вспомнит, что, уходя, он как-то странно улыбался, прикусывая зубами верхнюю губу…

Вскорости двое оперов и парочка задержанных гостей Ленинграда прибыли в отделение. Начав опросы и проверки, сыскари очень быстро растеряли весь свой азарт, потому что выяснились следующие обстоятельства: братья Смирновы приехали пару дней назад к своей тетке. Ее муж работал ни много ни мало проректором Университета по работе с иностранными учащимися. Хотя это-то как раз еще не очень смущало — настораживало то, что часы эти, с лошадкой, французские, конца XVIII века, стояли на серванте в квартире около двух лет. А до этого они еще Бог знает сколько лет стояли в той же квартире на фортепиано. Проректор по работе с иностранцами, вызванный срочно с работы, очень нервно все это написал в заявлении. Ну, а самое хреновое было в том, что заявитель «Леха» с часами до отделения, естественно, не дошел. А его данных не было не только на отсутствующем и, следовательно, не зарегистрированном заявлении, их вообще не было, потому что с нервяка Колчин забыл фамилию, которой представлялся «терпила», а Гороховский ее вообще не расслышал…

С учетом связей проректора шум, конечно, поднялся нешуточный. Приехали и из главка, явился, естественно, начальник РУВД и иже с ним, срочно разыскали и находившегося на выезде начальника ОУР Токарева. Когда в районную прокуратуру легли жалобы от племянников и от проректора, всем стало не до смеха.

Заместитель прокурора района Яблонская, посоветовавшись с городской прокуратурой, сказала жестко, что в отношении двух оперуполномоченных возбуждает уголовное дело. На состав хватало с лихвой и без пропавших часов, о стоимости которых и об исторической ценности их механизма думать просто не хотелось…

Так что Колчин, конечно, ошибся, когда обещал «Лехе» геморроя часа на четыре — геморроя было намного больше. Через шесть часов Вадик и Толя сидели очень тихие в кабинете Токарева с предъявленными обвинениями по нескольким статьям и с подписками о невыезде. За подписки Токарев лично бился в кабинете Яблонской и победил, хотя начинал он с «…оставим все материалом, через день-два возместим ущерб, и по отсутствию в их действиях состава преступления…» Яблонская же визжала, что берет их под стражу. Токарев тоже орал, охрип даже, разосравшись совершенно с заместителем прокурора и понимая, конечно, что она, по сути, совершенно права…

Потом уже у себя в кабинете Василий Павлович материл двух погасших и по-мальчишески шмыгавших носами оперов. Некоторое время в разборе полетов поучаствовал и начальник РУВД, сказавший коротко, но для всех абсолютно понятно:

— Это же, блядь… Это же, сука, твари… Блядь, гамадрилы какие-то! Палыч, мы ведь с ними, блядь, в угар уйдем…

В таком духе начальник РУВД говорил минут пять, а потом ушел к себе в полной прострации…

…Когда все эмоции выдохлись, Токарев, переглянувшись с заместителем по УР начальника отделения, начал спрашивать по существу:

— Так, давайте, что о Лехе знаем? Вспоминайте приметы, брошенные фразы, как одет… Короче, как «терпилы» вспоминайте!

Колчин и Гороховский напряглись, вспомнили, что «Леха» — боксер, что плохо видит из-за травмы, полученной в парадной железкой, что у него больная мать, вспомнили и еще кой-какие мелочи…

Василий Павлович нахмурился, почувствовал холодок на спине и впился вдруг в глаза Колчина:

— Все, назад! Боксер с травмой головы — получил в парадной… Где-то я это уже… Еще что-то есть?

— Есть, — тихо сказал Вадик.

— Ну! — в бешенстве рявкнул Токарев. — Ну, рожай же, мать твою бабушку!!!

Колчин искоса глянул на молчавшего Гороховского и почти прошептал:

— Он сказал… что приятель вашего Артема… ну, сына… что занимались вместе… Суворов его фамилия!

Василию Павловичу показалось, что у него пол уходит из под ног, вспомнил он сразу про то, как Артур Тульский случайно «вышел» некогда на Артема, вспомнил и про свой тогдашний разговор с сыном.

— Так, — скрипучим деревянным голосом сказал Токарев. — Так, приехали.

Непослушными негнущимися пальцами он стал набирать номер домашнего телефона, потом бросил и заорал:

— Лаптев! Сергей!!!

Лаптев нарисовался через секунду — после имевших место событий все опера сидели на своих местах тихо, как мышки, и «на всякий пожарный» приводили в порядок документацию.

— Да, Василь Палыч!

Токарев выскочил к Лаптеву в коридор и быстро, нервно стал обрисовывать задачу…

…Артем выслушал долгий рассказ отца, ни разу не перебив и мучаясь от того, что ему ужасно хотелось закурить, а при отце он еще немного стеснялся. Да и курил-то Токарев младший мало — больше так, баловался…

Повисла звенящая пауза. Наконец Артем улыбнулся и ехидно спросил:

— И ты, стало быть, решил, что я — при делах? Спасибо вам за доверие, папенька… И потому Лаптева послал — сам испугался сорваться… или — что не сможешь не покрыть?