Туман войны

— Оракул дал окончательный прогноз. Войны в ближайшие пять лет не будет, это совершенно точно. Помощь придет, откуда вы ее менее всего ожидали.

Софрон криво ухмыльнулся и, взяв с блюда еще одно яблоко, шумно начал его разгрызать, отвернувшись к окну и задумчиво глядя на звезды в безоблачном ночном небе столицы.

— Слава богам! — От сердца у Председателя отлегло, ему стало значительно легче дышать. — Завтра же принесу богатые жертвы Марсу и Митре! И твоего патрона тоже не забуду.

— Погоди с восхвалениями, Павл. Это еще не все новости, которые открыл нам провидец. С Геи[43] придут перемены и принесут переворот существующего миропорядка. Гелиону угрожает новый Передел.

— Что это будет?

Слова с трудом давались автарху, каждый звук словно нехотя выходил наружу. Все существо Павлантия сопротивлялось неизбежным известиям о грядущих бедах. Он, видевший смерть и лишения, уже поживший старик, не хотел этого для своих детей и внуков, но с богами не спорят.

— Вестником будет человек с тусклыми глазами.

— Слепец?

— Это неизвестно, — Софрон повел плечами в приступе раздражения.

— Кто же он такой: герой, полубог или древний?

— Просто человек. — Жрец отвернулся от окна, выражение его лица застыло в гримасе раздражения. — Его жизнь и судьба переплетены с нашими, но сам по себе это простой, обычный человек. Его появление — это знак начала перемен, но сам он не имеет веса и значения в грядущем танце Судьбы. — Софрон принялся отряхивать правый лацкан пиджака от следов яблочного сока. — Поверь мне, Павл, это всего лишь смертный с неясной и малозначительной планидой. Вот как ты или я.

— Ладно, то дело грядущего. — Павлантий взял кубок, наполнил его на треть, разбавил водой и, поморщившись, выпил до дна. — А что удержит молодого Селевкида на этот раз? Может быть, боги явят нам какое-нибудь чудо и император, поджав хвост, удерет вместе со своим войском аж в Гизу еще до рассвета?

По залу неожиданно раскатилось эхо громкого гогота, это преподобный Стефаний ржал, как застоявшийся в стойле жеребец, похлопывая себя по бокам. Посмеявшись и опершись о столешницу здоровенной ладонью, покрытой шрамами от ожогов, он вымолвил:

— Не… непременно явят, светлейший!.. Изволь обождать пару минут, и это чудо само явится к тебе на прием… Ой, не могу — насмешил, хоть и грешно смеяться в такой момент.

Ничего не понимающий Председатель мельком взглянул на голоэкран и только теперь заметил мигающий огонек вызова в левом нижнем краю сферы. Нетерпеливо ткнув в него пальцем, он увидел мелкий текст сообщения от Клавдия: «Первый комес посольства Александрии Полоний просит срочной аудиенции у Вашего превосходительства». Павлантий недоуменно поднял глаза на жреца Хроноса, а тот, все так же согнувшись от смеха, только махал рукой и шел к замаскированной в стене нише, за которой были покои Председателя — оттуда можно без помех слушать все, что происходит в зале Совета.

Аудиенции испрашивал архистратиг Полоний, по сути — глава разведки Александрии, одной из лучших тайных служб Конфедерации. Александрийцы компенсировали недостаточную военную мощь изощренностью своих шпионов, торговля информацией стала одним из основных доходов этого полиса. Тамошний автарх сам когда-то был простым соглядатаем при дворе покойного Кандида, став правителем якобы согласно последней воле внезапно умершего вельможи. Следствие не обнаружило каких-либо следов «помощи» со стороны скромного и на тот момент очень тихого, благостно тупившего взор Феоктиста. Короче, все устроилось ко всеобщему удовольствию — скандала, а тем более войны никто не хотел.

Не раз и не два потом кусали локти все без исключения вельможи Семиградья, жалея, что замяли историю с келейным переворотом в Александрии. Новый автарх оказался не так прост, как казалось сначала: уже через пару лет разведка этого полиса стала лучшей на всем континенте, уступая лишь Тавриде, да и то незначительно. А критский конфликт разразился во многом благодаря громкой кампании в прессе и на телевидении, развязанной медиакорпорацией «Папирус», через третьи руки принадлежавшей все тому же Феоктисту. После десятка провальных попыток покушения на жизнь автарха все приняли его новое положение, и Александрия стала не только светочем знаний. Благодаря обширнейшим базам данных, хранившимся в памяти «Минотавра», и двадцати лучшим на Элисии учебным заведениям, это было несложно. Феоктист сумел-таки утвердиться, добыть себе место в ряду сильнейших и влиятельнейших вельмож. Теперь с выскочкой-шпионом приходилось волей-неволей считаться.

Павлантий вызвал секретаря и велел пропустить александрийца в зал. Полоний — высокий, статный муж лет сорока на вид в скромном бежевом костюме-тройке, вошел не спеша. Увидев Председателя, с достоинством отвесил поясной, положенный по этикету поклон, произнес традиционное пожелание:

— Долгой и счастливой жизни, гражданин. Да покровительствуют тебе олимпийцы, светлейший автарх!