Туманы Авалона

– Возможно, близок день, когда сей меч поднимут в защиту Авалона и всей Британии.

«Зачем объяснять это мне? – думала про себя Моргейна. – Я – жрица, а не воин, я не могу поднять меч в защиту Авалона».

– Ты помнишь меч?

«Босиком, иззябшая, я обхожу круг, ощущая в руке тяжесть меча; слыша исполненный ужаса крик молчальницы Враны…»

– Помню.

– Так слушай мое поручение, – промолвила Вивиана. – Когда этот меч возьмут в битву, его должна хранить вся наша магия. Моргейна, тебе предстоит сработать ножны для меча и вложить в них все ведомые тебе заклятия, так что тот, кто сражается этим клинком, не потеряет и капли крови. Сумеешь ли ты?

«А ведь я и позабыла, что находится дело и для жрицы, точно так же, как и для воина», – думала про себя Моргейна.

И, по обыкновению своему прочитав мысли, Вивиана добавила:

– Так что и ты поучаствуешь в сражении в защиту нашей страны.

– Да будет так, – отозвалась девушка, гадая, с какой стати Вивиана, верховная жрица Авалона, не взяла эту миссию на себя. На этот вопрос Владычица ничего не ответила, но молвила:

– Для того должно тебе работать, держа перед собою меч, пойдем, Врана станет прислуживать тебе под сенью безмолвия магии.

И хотя девушка пыталась вспомнить, что она – лишь вместилище силы, а не сама сила, что сила приходит от Богини, Моргейна была достаточно молода, чтобы упиваться восторженным предвкушением, когда ее в молчании отвели в тайную обитель, где должно вершиться таким трудам. Там ее окружили жрицы: им предстояло предвосхищать малейшую ее потребность, чтобы Моргейне не пришлось нарушать молчание, накапливающее силу, потребную для создания заклятий. Перед нею на льняной ткани лежал меч, рядом с ним – неглубокая серебряная чаша с золотой зернью по краю, доверху наполненная водой из Священного источника: не для питья – ей загодя принесли и воды, и снеди, – но дабы Моргейна могла заглянуть в чашу и увидеть все то, что необходимо ей для работы.

В первый день лезвием самого меча она выкроила из тончайшей оленьей кожи подкладку для ножен. В первый раз в жизни ей доверили инструменты настолько совершенные; немалую радость доставила ей особая железная иголка, с помощью которой предстояло сшивать края; она гордилась – совсем по-детски, и она сама это понимала – тем, что, раз или два уколов палец, она даже не вскрикнула. Не сдержавшись, она задохнулась от восторга, когда ей показали бесценный отрез бархата густого, темно-красного оттенка; унция таких красителей, рассказывали ей когда-то, обходится дороже, нежели стоит купить дом и в течение года платить наемным работникам, возделывающим землю. Эта ткань наложится поверх оленьей кожи; на ней должно ей вышить золотыми и серебряными нитями магические заклятия и их символы.

Первый день ушел на то, чтобы скроить и сшить ножны из оленьей кожи и обтянуть их бархатом; перед тем как уснуть, глубоко погрузившись в мысленное созерцание того, что ей предстоит, – едва ли не в трансе, – она чуть надрезала руку и смазала оленью кожу своей кровью.

«Богиня! Великая госпожа Ворон! Ножны эти загодя запятнала кровь, так что незачем проливаться ей в битве».

Спала Моргейна плохо, ей пригрезилось, будто она сидит на высоком холме, откуда видно всю Британию, и стежок за стежком накладывает заклятия, вплетая их, точно зримый свет, в ткань самой земли. Внизу, под холмом, промчался Король-Олень, и некий муж поднялся по холму к ней и принял меч у нее из рук…

Вздрогнув, она проснулась, думая: «Артур! Это Артуру носить меч, ведь он – сын Пендрагона…» – и, лежа во тьме, поняла: вот поэтому Вивиана и поручила ей великую миссию – сработать магические ножны для меча, которым ему суждено владеть как символом всего своего народа. Артур пролил кровь ее девственности; она, тоже принадлежащая к священному роду Авалона, должна создать зачарованные ножны его безопасности, охраняющие королевскую кровь.