Туманы Авалона

– Матушка моя, моя матушка умерла! – в отчаянии восклицал он.

– Замолчи, она была мне приемной матерью, да что там – просто матерью! – яростно выкрикнул Балан, но тут же лицо его смягчилось. – Ах, брат мой, брат мой, и я тоже горюю; так зачем нам ссориться? Полно тебе, успокойся, выпей вина; страдания ее кончились, она ныне с Господом – так не лучше ли помолиться за ее душу, нежели браниться и вздорить? Полно, брат, полно: поешь, отдохни, ты ведь тоже устал.

– Нет! – заорал Балин. – Не знать мне отдыха под этим кровом, пока здесь находится гнусная чародейка, убившая мою мать!

Подоспевший Гаван, бледный и разъяренный, ударил сына по губам.

– Умолкни! – приказал он. – Владычица Авалона – наша гостья и наш друг! И да не осквернишь ты гостеприимство этого дома своими кощунственными речами! Присядь, сын мой, и поешь, или ненароком произнесешь слова, о которых все мы пожалеем!

Но Балин лишь озирался по сторонам, точно дикий зверь.

– Ни есть, ни отдыхать не стану я под этим кровом, пока здесь эта… эта женщина.

– Ты смеешь оскорблять мою мать? – промолвил Балан.

– Стало быть, все вы против меня! – воскликнул Балин. – Так я уйду прочь из дома, где обрела приют погубительница моей матери! – И, развернувшись, он выбежал за дверь. Вивиана рухнула в кресло, подоспевший Балан предложил ей руку, а Гаван налил вина.

– Выпей, госпожа, – промолвил он, – и прошу, позволь мне извиниться за сына. Он вне себя; но скоро рассудок вернется к нему.

– Не пойти ли мне за ним, отец, как бы он чем-нибудь не повредил себе? – спросил Балан, но Гаван покачал головой.

– Нет-нет, сынок, побудь здесь, со своей матерью. Уговорами ему сейчас не поможешь.

Дрожа всем телом, Вивиана пригубила вина. И она тоже всей душой скорбела о Присцилле и о том времени, когда обе они были молоды и каждая – с младенцем на руках… До чего прелестна была хохотушка Присцилла, вместе они смеялись и играли с малышами, а теперь вот Присцилла мертва, истерзана мучительным недугом, и Вивиана своей рукою поднесла ей чашу смерти. То, что она лишь исполнила волю самой Присциллы, облегчало ей совесть, однако горя ничуть не умеряло.

«В юности мы были подругами, а теперь она мертва, а я стара, стара, как сама Старуха Смерть, а те чудесные малыши, что резвились у наших ног, – у одного в волосах пробивается седина, а второй зарубил бы меня, кабы мог, как гнусную колдунью и убийцу…» Вивиане казалось, будто самые кости ее обратились в лед от горя и теперь глухо постукивают друг о друга. Она стояла у огня и все равно никак не могла согреться; все ее тело била холодная дрожь. Она поплотнее закуталась в покрывало; подоспевший Балан отвел ее к лучшему месту, подложил ей под спину подушку, вложил в руки чашу с подогретым вином.

– Ты ведь тоже ее любила, – произнес он. – Не тревожься о Балине, Владычица, со временем к нему вернется способность рассуждать здраво. Когда в голове у него прояснится, он поймет: то, что ты сделала, было для нашей матери деянием великого милосердия… – Он прервался на полуслове; массивные его щеки медленно наливались багрянцем. – Ты сердишься на меня, Владычица, что я по-прежнему почитаю матерью ту, что нынче умерла?

– Это более чем понятно, – отозвалась Вивиана, отхлебывая горячего вина и поглаживая заскорузлую руку сына. Когда-то эта рука была такой крохотной и нежной, что она могла спрятать ее в своей, точно тугой розовый бутончик, а теперь вот ее собственная кисть теряется в его ладони. – Богине ведомо, она была тебе больше матерью, нежели когда-либо я.

– Да, я мог бы знать заранее, что ты все поймешь, – проговорил Балан. – Вот и Моргейна мне так же сказала, когда я в последний раз видел ее при Артуровом дворе.

– Моргейна? Так она сейчас при дворе Артура, сын мой? Она была там, когда ты уезжал?

Балан удрученно покачал головой.

– Нет, госпожа, с тех пор как я в последний раз ее видел, прошло вот уже несколько лет. Она уехала от двора, дай-ка подумать… до того, как Артур получил свою тяжкую рану… да ведь на летнее солнцестояние три года исполнится! Я думал, она при тебе, на Авалоне.

Вивиана покачала головой и облокотилась о поручень высокого кресла.

– Я Моргейну не видела со времен Артуровой свадьбы. – И тут ей пришло в голову, что Моргейна вполне могла уехать за море. – А как твой брат Ланселет? – полюбопытствовала она у сына. – Он по-прежнему при дворе или вернулся в Малую Британию?