— Доброе утро, — Бахати вышел из своей комнаты, посмотрел налево на меня, посмотрел направо на Джека, а затем направился к ванной.
— Эй, я собиралась…
— Кто не успел — тот опоздал, — насмехался он, закрывая дверь передо мной.
— Тсс. Не шумите! — Гома высунула голову из своей комнаты. — Мы со Схоластикой не спали всю ночь.
— Всё в порядке? — спросил Джек.
— У неё лихорадка. Я дала ей кое-что от неё, но сегодня она не может никуда поехать.
Гома придержала дверь открытой, чтобы Джек и я могли войти внутрь. Схоластика спала, откинув одеяла.
— Её кожа кажется липкой, — сказал Джек, садясь рядом с ней.
— Мы не можем уехать без неё, — я прижала ладонь к её лбу. Он был горячим на ощупь.
— Мы должны. Сегодня день, когда Мо и Габриэль должны были бы забрать ребёнка в Маймоси.
— Сумуни, — поправила я. Я запомнила все их имена. — Но как насчет Схоластики? Я обещала Анне, что отвезу её в Ванзу.
— И мы это сделаем. Поправка.
— Что происходит? — Бахати вошел в комнату, оглядывая нас.
— Схоластика. Она больна. Она не может поехать со мной и Ро сегодня, — ответил Джек. — Ты можешь остаться ещё на некоторое время? Пока я не вернусь?
— Но Джек, это так ску… — он остановился в середине фразы, когда Джек назвал сумму. — Я могу купить новые шины для Сьюзи на эту сумму. И тогда всё, что ей будет нужно — это новые сиденья. Не пойми меня неправильно. Не то, чтобы мне это не нравилось, но я скучаю по «The Grand Tulip». Гости, симпатичные девушки, фильмы, рестора…
— Ты хочешь этого или нет? — спросил Джек.
— Хорошо, — ответил Бахати. — Я остаюсь.
— Мне не нужна няня, — вздохнула Гома. — Я вполне способна позаботиться о себе и Схоластике. Но если ты останешься, больше не зови меня или Схоластику, чтобы проверить ящериц под твоей кроватью ночью. Ясно?
Бахати хватило приличия сделать вид, что ему немного стыдно.
— Кто-нибудь хочет завтракать?
Он бросился прочь, не дожидаясь ответа.
К тому времени, когда я спустилась вниз, он приготовил кофе и помогал Джеку загружать машину.
— С тобой всё будет хорошо? — спросил Джек Гому, когда она вышла нас проводить.
— Всё будет прекрасно. И со Схоластикой тоже.
Она была не из тех людей, кого обнимают или целуют на прощание.
— Вот о ком я беспокоюсь, — она наклонила голову к Бахати.
— Что ты имеешь в виду? — сказал он. — Никто здесь не принимает меня всерьёз. Вот почему я…
Джек завёл машину, заглушая остальную часть его комментариев.
— Пока, Гома, — я помахала рукой, когда мы выехали из гаража. — Пока, осел
В то утро облака висели низко, скрывая следы пыли, которую мы оставили за собой. Мы проехали прибрежные леса и лесистые холмы с возвышающимися термитниками. Обычно пейзаж превращался в сухой и коричневый, с небольшим количеством неряшливых кустов. Затем дорога стала петлять сквозь Великую Рифтовую долину, предлагая потрясающие виды, от которых у меня перехватило дыхание. Эта обширная впадина в земной коре простирается от Ближнего Востока на севере до Мозамбика на юге. Это также наиболее существенная физическая деталь на планете, видимая из космоса. Проезжать вдоль неё, обнимать отвесные стены, которые я когда-то показывал на карте своим ученикам, было сюрреалистично. На горизонте, не очень далеко, ползли огромные грозовые тучи с пеленой дождя, такие широкие, словно бескрайнее море.
Когда мы подъехали, дождь простёрся над нами сильными диагональными полосами серого цвета. Стеклоочистители скрипели, работая в двойном темпе, но было невозможно разглядеть ничего больше, чем на несколько футов впереди.
— Нам придётся подождать, — Джек потянулся и выключил двигатель.
Мать-природа разыгралась не на шутку, стуча по крыше, оконным стеклам, двери, словно пытаясь размазать всё, как на шедеврах Моне. Это был день неизбежной влажности.
Настроение Джека изменилось, переходя в мрачное, как грозовое небо. Я почти не могла разобрать его слов в оглушительном рёве дождя.
— Она меня покидает, — сказал он.
— Кто тебя покидает?
Он не сводил глаз с окна, наблюдая, как капли стекают по стеклу быстрыми, яростными ручейками.
— Лили, — он прижал ладонь к стеклу, в том месте, где были постепенно исчезающие шоколадные отпечатки с другой стороны. — Я теряю последнее, что осталось от неё.
Если муку можно было бы потрогать, то это можно было бы сделать в паузах между его словами.
— Мой ребенок там, под тем большим деревом. Я всегда смотрю на неё. Каждый раз, когда начинается дождь, я стою рядом с ней. Я думаю о её маленьком теле, пропитанном дождем, и не могу избавиться от мысли о том, что ей одиноко. Но сегодня меня там нет, и она меня покидает. Я теряю свою девочку.