Я проснулась оттого, что затекла шея. Если уж моя комната была для нас двоих маленькой, то что говорить про диван. Я лежала на руке Григория Александровича, чувствуя дыхание на своей шее, а его вторая рука была поперек моего живота. Мы были укрыты пледом, хотя я точно помнила, что засыпали без него.
Аккуратно поднявшись, перед этим убрав с себя мужскую руку, размяла шею и вышла в коридор. Пол скрипел, дверь тоже. Раньше я на это как-то не обращала внимания, наверное, потому, что никого не боялась разбудить, а сейчас… Хорошо, что я проснулась первая, а то было бы неловко.
В кухне Катька варила кашу, помешивая ее одной рукой, а во второй держа чашку.
– Привет, – повернулась она ко мне. – Странно выглядишь.
– В смысле? – не поняла я.
– Ну, по законам жанра ты должна была явиться в простыне на голое тело, растрепанная и счастливая. А у тебя только губы, как будто ты переборщила с селфи.
Я сразу не поняла, что она имеет в виду. А потом приложила пальцы к опухшим губам и почувствовала, как вспыхнули щеки. Особенности прелестной жизни в коммуналке: все всё видят, все всё слышат, все всё знают.
У меня и так губы пухлые, а сейчас, скорее всего, выглядят вообще так, как и сказала Катька. Есть сейчас такая привычка у многих – сколько раз в школе наблюдала – делать губы «уточкой» и фотографироваться.
А Витька тоже молодец – сразу доложил, что Лола пришла с мужчиной. Само собой, сделать выводы нетрудно. Хоть мы с Григорием Александровичем и просто спали. Только если сказать так Кате, то она глагол «спать» поймет не в том смысле, в котором он обычно употребляется.
– У тебя сейчас каша сгорит, – кивнула я в сторону плиты, улыбнувшись.
– Ой, – Катька выключила газ и подмигнула мне, удалившись с кухни.
Нет, точно все подумают, что я пришла с любовником. Кстати, а с кем я пришла вчера и ночевала сегодня? С другом? Со знакомым? Или просто с почитателем поэзии? Даже не знаю, как правильно охарактеризовать.
Я сделала две чашки кофе и уже в дверном проеме столкнулась с Валиком. Ну хоть с ним, слава богу! Он-то парень деликатный, лишних вопросов задавать не станет. Да и ему нет дела обычно до личной жизни соседей. Но сегодня студент оказался слишком уж разговорчивым.
– Лолита Ивановна! – почти заорал он. – Доброе утро.
– Привет, – сказала я.
– А вы можете передать Григорию Александровичу, что те книги, которые он мне посоветовал, просто находка. Я всю ночь читал.
– Обязательно, – кивнула в ответ.
Что же все сегодня такие ранние пташки? Где мои двадцать с маленьким хвостиком, чтобы после бессонной ночи так хорошо выглядеть?
Подойдя к своей двери, я локтем открыла ее. Ручка не вовремя соскочила и больно ударила по сгибу.
– Черт, – выругалась я вполголоса, расплескав кофе.
Чтобы закрыть дверь, пришлось поставить кружки на пол, а потом, морщившись от скрипа, потянуть ее на себя.
– Я не сплю, – услышала за спиной и от неожиданности чуть не задела ногой одну из кружек.
А утро после «не секса» всегда такое не романтичное? Ну а что мне надо было сделать? С томным взглядом разбудить поцелуем и подать кофе в постель? Отдает дешевым бульварным романом. В жизни же обычно все в первый раз очень неловко и… В общем, как-то странно.
– Я сделала кофе, – сказала очевидное, чтобы как-то разрушить, по крайней мере, для меня неловкое молчание.
– Спасибо.
Стараясь не смотреть на Григория Александровича, я поставила чашки на стол и приоткрыла окно, потянувшись за сигаретами. Черт, неужели так нервничаю, что скоро придется блоками закупать?
И опять не помешало бы добавить градус в кофе.
Григорий Александрович как будто прочитал мои мысли. Поднялся с дивана, что я заметила краем глаза, взял одну чашку и, сделав глоток, спросил:
– Есть стихотворение в тему?
Да ладно? Если он этим вопросом хотел меня раскрепостить, то, увы, сделал еще хуже. А что дальше-то будет, когда я сейчас себя так чувствую? Господи, как будто девушка, только что потерявшая невинность. А ведь даже ничего не было.
– Нет, – покачала головой.
– А на ходу придумать?
– Я визуал, мне нужно записывать, – наконец-то повернулась к Григорию Александровичу и даже улыбнулась, как-то расслабившись, когда натолкнулась на его взгляд.
Он смотрел так же, как и вечером, как будто черти в глазах плясали. И видеть его в подобном свете было необычно. У Сергея в глазах тоже всегда было что-то бесовское, но не такое. Другое…
Нет, я не должна их сравнивать.
– Ты не торопишься домой? – спросила, снова отвернувшись.
– Тебе так не терпится меня выгнать?
– Нет, просто…
А что это «просто», я и сама не поняла. Аргументов не было. Я и не хотела, чтобы он ушел, но и не хотела, чтобы оставался. Странно как-то… Думаю, во мне боролись педагог и женщина.
– Да? – сказал Григорий Александрович, и я увидела, что он разговаривает по телефону. – А что, все уже ушли?
Интересно, а кто ему звонит с самого утра? Кажется, я ревную… Еще как-то неосознанно, но ревную. И так хочу провести рукой по легкой щетине на его щеке, подбородке. Но смелость – не мое. Я всегда боялась, что оттолкнут, не поймут, прервут этот порыв.