Тургеневская барышня бальзаковского возраста

– За то, что не рассталась с твоим отцом, когда узнала.

Удивление на лице парня достигло апогея в мимике. Брови поползли вверх, даже рот приоткрылся, а дар речи, кажется, отняло. Герман почесал голову, как будто собирался писать теорию относительности, а потом спросил:

– Вы сейчас шутите?

– Разве это повод для шутки?

– Да ладно вам, Лолита Ивановна, – недоверчиво протянул Герман. – Все думают только о себе.

– Не спорю, – ответила я.

– Так что с мнением какого-то подростка вы бы не считались, – развернулся он.

– Мне жаль, что ты так считаешь, – уже ему в спину бросила я.

Герман на секунду замедлил шаг, но обернулся. Ушел.

Разговор ни о чем у нас получился. Но я надеюсь, что он меня поймет. Я не стала ничего объяснять, долго и нудно, потому что ничего он бы сейчас не услышал…

И я наконец-то поняла, что имел в виду Гриша. Герман злился не из-за нас, а из-за того, что мы скрывались. Вот точно престарелые Ромео и Джульетта!

За всю неделю мне Гриша прислал лишь одно сообщение:

«Здесь плохая связь. Пишу, пока выехал в город».

Я ответила:

«Хорошо».

Долго, конечно, думала, что написать, но в итоге отделалась одним словом. Не знаю, как он его воспримет, но это все, что я смогла.

За неделю ничего не произошло, что выбилось бы из моего привычного графика. Дядя Коля снова сидел с гармошкой и бутылкой на кухне, жарил картошку, кормил всех, а тетя Маша только качала головой. Валика не было видно – упорно готовился к сессии. Катя с Витькой взяли отпуск и укатили к родителям вместе с ребенком, только к чьим, я так и не поняла.

А я… Я просто проводила уроки и чувствовала себя как нельзя лучше. Вечерами иногда закрадывались странные мысли, но дальше маленькой грустинки они не заходили. Я даже сама себе удивлялась, но больше страдать не хотела.

В следующий понедельник ко мне снова на перемене подошел Герман и спросил:

– Можно поговорить?

Я посмотрела на учеников, которые уже устроились за партами и ответила:

– Зайди после уроков.

Герман кивнул, а я почему-то была на иголках, хоть и обещала себе не быть больше такой впечатлительной, мнительной, стеснительной, думающей о плохом и так далее.

Я проверила расписание своего класса – у них на один урок больше, чем было у меня. Ничего, я подожду.

Заполнила журналы, написала отчет, который никто читать не будет, но его сделать надо было, и даже потеряла счет времени и ход мыслей. Герман уверенно вошел в кабинет и с ходу спросил:

– Лолита Ивановна, вы готовы были пожертвовать своим счастьем ради какого-то малознакомого ученика?

Вопрос сложный, и я, признаться, не знала, как на него ответить. Была бы это жертва в самом начале? Может, и нет. Сейчас – да. Чужой ли мне Герман? Нет, я за месяц привязалась к нему, как и к другим ученикам этого класса. Отказываться от Гриши я не хотела, хотя неделю назад я еще сделала бы это, а потом впала в депрессию.

– Герман, я очень люблю твоего отца. И если так будет лучше для него, то я отойду в сторону.

– Но любить его не перестанете?..

– Нет.

– Он через два часа будет в аэропорту, – улыбнулся Герман. – Не хотите съездить, а то он какой-то печальный уезжал?

– А ты поедешь со мной? – спросила я.

– Зачем? – не понял парень и нахмурился. – Я вроде вам не нужен.

– Ты отцу своему нужен. И всегда будешь нужен.

Я вроде говорила все правильно, но ненавязчиво, только при этом сама не понимала, нужна ли я Грише. Последняя наша встреча была какой-то неправильной, что ли, он был не похож на себя… Так что я не знала, чего ждать от следующей. Но я хотела расставить все точки над «i». Это правильно.

– То есть мы вместе поедем? – спросил Герман.

– Если не хочешь…

– Давайте, – согласился он.

Встретившись на остановке возле школы, мы вызвали такси и поехали в аэропорт. Вместе сидели на заднем сидении, но молчали. Я могла только догадываться, о чем думал Герман, но его движение на контакт уже дало мне хоть какую-то, но надежду.

Теперь все за Гришей…

Я хочу его увидеть, я хочу о многом поговорить. И мы это сделаем.

Я в аэропорту никогда, стыдно признаться, не была, Герман, кажется, чувствовал себя здесь как рыба в воде. Подождав, пока я расплачусь с таксистом, уверенно повел меня к зданию, а потом и по нему, когда посмотрел на большое табло.

Мы устроились в зале ожидания, и Герман сразу уткнулся в телефон. Он вроде бы и все понял, но смириться ему все равно тяжело.

– Ты до сих пор злишься, – сказала я. – Тогда зачем все это?

– Наверное, я не хочу, чтобы все заканчивалось так печально, как в произведениях русской литературы, – буркнул он себе под нос.

Все-таки я действительно кое-где с программой не была согласна. Дети не понимают то же «Преступление и наказание», как смогли бы понять, прочитав роман в лет хотя бы двадцать. Но Герман, судя по всему, читал много, учитывая, как он отреагировал при знакомстве на мое имя. Единственный. Ну а как же? Интеллигентная семья: бабушка и дедушка профессора, отец – доцент… Но, думаю, профессором он тоже станет.