Туркестан

Хорошхин озадаченно посмотрел на капитана.

– Странно, что вы об этом спросили… Я только единожды беседовал со штабс-ротмистром, и тема была как раз такой… неприятной.

– Можем ли мы узнать подробности?

Начальник штаба стал рыться в своем столе, приговаривая:

– Сейчас… где же оно у меня?.. не то… не то…

Сыщики молчали, но чуяли, что задали правильный вопрос.

– Вот! В феврале этого года штабс-ротмистр Тринитатский ездил в Казалинский уезд на съемки. По возвращении он неожиданно попросился ко мне на прием и подал рапорт. В нем было сказано, что офицеры окружного интендантского управления скупают провиант для нужд армии по завышенным ценам!

– Эдак-то повсюду! – удивился полицмейстер. – Надо же кормить казенного воробья![65]

– Конечно! – горячо, даже как-то торопливо, согласился с ним генерал-майор. – И я пытался объяснить сие правдолюбцу. Он там, в столицах, жизни не нюхал. Узнал, как оно бывает, и удивился. И написал бумажку, от которой никому хорошо не станет, а станет только плохо. Я предложил штабс-ротмистру забрать свой глупый рапорт. Но он отказался.

– Там были имена и факты? – спросил Лыков.

– Да, кое-что. Офицеры окружного интендантского управления капитан Веселаго и подъесаул Кокоткин обвинены в том, что скупали у сельских хозяев уезда овощи, бараньи выделанные шкуры, зелень. Цены при этом завышали более чем втрое. Разницу на бумаге отдавали поставщику, на деле клали в карман.

– Старо как мир… – пробормотал Алексей. – И это возмутило молодого офицера до такой степени, что он решился на открытые действия?

– Полагаю, густые эполеты отца его успокаивали, – неприязненно заявил полковник Галкин. – Знал, что его не тронут – побоятся.

И добавил через секунду:

– Поймите, и я возмущен! И поручик Корнилов, и генерал-майор Хорошхин, да и вся армия! Но тут жест, а не польза. Скандал, а не борьба за правду. Донос, а не рапорт.

– А как надо было? – не удержался Лыков.

– Я не знаю… Но не так!

Все помолчали, потом Скобеев сказал:

– И что же случилось дальше?

– Дальше? – переспросил Хорошхин. – Дальше я дал ход рапорту штабс-ротмистра Тринитатского. После того как он отказался его отозвать. Довел его до сведения командующего войсками округа. Вревский переслал бумагу генерал-лейтенанту Ларионову, а тот вернул мне. Круг замкнулся.

– Никаких последствий?

– Разумеется! – желчно ухмыльнулся начальник штаба. – Если не считать резолюции, которую Ларионов наложил на рапорт штабс-ротмистра. Вот она, читайте.

И он протянул злосчастную бумагу полицмейстеру. В углу красным карандашом было написано:

«Передайте Тринитатскому, что ему с такими воззрениями будет трудно служить в Туркестанских войсках».

– Да… Человека не только не выслушали, а еще и обвинили. Грязь какая! – сдержанно прокомментировал Лыков.

Все три офицера в разных выражениях, но выразили свое несогласие с этими словами. Общий смысл был такой, что сор из избы не выносят, плетью обуха не перешибешь, и у воды да не напиться…

– А потом его убили, – завершил мысль сыщик.

– Не за эту же бумажку! – возмутились штабисты, но здесь капитан Скобеев уже встал на сторону Алексея.

– Все может быть, – внушительно заявил он.

В кабинете сразу повисло тягостное молчание. Иван Осипович понял, что сболтнул лишнее, и стал юлить:

– Господа, дело засекречено. Оставьте его полиции. Полиция у нас – та же армия, я такой же офицер, как и вы, обычаев офицерского товарищества не нарушу.

Тут вдруг неожиданно заговорил поручик Корнилов:

– В начале марта я стал свидетелем ссоры Тринитатского с Веселаго и Кокоткиным.

– Где?

– В Офицерском собрании. Случайно, мимоходом.

– Они угрожали штабс-ротмистру? – догадался Лыков.

– Угрожали, но тем, чем имели право угрожать – дуэлью.

– А что Тринитатский?

– Сказал: присылайте секундантов, я вас не боюсь.

– Чем все закончилось?

Корнилов ответил не сразу.

– У меня сложилось впечатление, – сказал он, тщательно выбирая слова, – что интенданты сами перепугались такого ответа. Они полагали, что топограф побоится ссориться со столь влиятельными в гарнизоне людьми. А он отшил. Так отшил, что любо-дорого! Оружие, сказал он, выбирает тот, кого вызвали. А я стреляю без промаха. Вызывайте! И ребята побледнели…

Скобеев встал, вытянул руки по швам.

– Ваше превосходительство! Мне понадобится копия рапорта Тринитатского.

– Сделаем.

– Мы с надворным советником Лыковым получили очень много полезных сведений. Благодарим! А теперь разрешите откланяться.

– Одну минуту, – вдруг остановил полицмейстера сыщик. – У меня последний вопрос к господам военным. Не видят ли они опасности в том, что в семье генерал-губернатора на… видных ролях присутствует англичанка? Возможна утечка важных сведений. Разве не так?

Скобеев разинул рот. Генерал с полковником смутились. А поручик и ухом не повел.

– Субординация не позволяет нам обсуждать этот вопрос, – сказал он. – Но, если кому-то интересно мое личное мнение, то так нельзя. На столе генерал-лейтенанта Вревского секретные бумаги можно в стопки складывать! А тут какая-то мисс Грин. Никто даже не знает, откуда она взялась.