Тушеная свинина

– Я больше не буду вмешиваться, – проговорила бабушка с несчастным выражением лица. – Да, я не знаю, как устроен сегодняшний мир. Но надежнее всего заниматься ремеслом. Посмотри на себя и на Ли Чана, который до сих пор живет в моей квартире. А ему пора бы иметь собственный дом.

Затем, качая головой, бабушка встала и удалилась в кухню, чтобы приготовить еду.

– Останься на ужин, Цзяцзя, – предложила тетя.

В начале десятого вечера Цзяцзя забрела в бар Лео. Сначала она молчала: в ее голове бродило слишком много мыслей, чтобы их можно было выразить словами. Выйдя из бабушкиного дома, она вдруг поняла, что не обязана подчиняться чужим правилам. Она больше не ребенок, и мнение бабушки, каким бы обоснованным оно ни казалось, осталось за дверью ее квартиры. Теперь Цзяцзя могла идти куда угодно, ни перед кем не отчитываясь. Могла заниматься искусством, и рядом больше не было Чэнь Хана, чтобы указывать, как плохо это выглядит в глазах окружающих. Ей захотелось хорошего шампанского.

Она подозвала Лео.

– Бокал самого лучшего шампанского, пожалуйста, – попросила она.

– Вот этого? – Он открыл меню и указал название. – Обычно его продают бутылками. Но я могу налить бокал. Похоже, у вас сегодня праздник.

– О, тогда не возражаю против целой бутылки вот этого!

Она засмеялась и постучала пальцем по строчке меню.

Если она решила зарабатывать на жизнь живописью, то позволит себе разгуливать по дому в огромной футболке не по размеру, неумытой и коротко стриженной. Правда, и в этом случае она представляла себе рядом кого-то, кто, несмотря ни на что, обеспечивал бы ей комфорт и приносил еду из любого понравившегося ресторана, даже с другого конца города. Да! У нее появятся новые воспоминания, и в них будет присутствовать еще кто-то, с кем она поселится в новом доме. Эти воспоминания и станут питать ее творчество.

Лео вернулся с бутылкой и осторожно открыл ее. Послышалось тихое шипение. Он наполнил бокал шампанским – холодным, золотистым.

– Вы любите живопись? – спросила Цзяцзя.

– Я всегда больше интересовался музыкой.

– Тогда вы напишете для меня песню? – рассмеялась она.

Обычно Цзяцзя не смеялась на людях, но ей хотелось быть кокетливой, игривой. Она не могла припомнить, когда в последний раз вела себя так: смеясь не в ответ на что-либо, а приглашая кого-то в ближний круг не чужих ей людей. Лео улыбнулся в ответ, чтобы соответствовать ожиданиям, сопроводив улыбку легким смешком.

– Вы когда-нибудь писали песни для своих подруг? – спросила она.

– Один раз, для последней. Но ей не понравилось.

– Расскажите о ней.

– Ну… – Он поискал лаконичный ответ на неопределенный вопрос. – Она была как тяжелое похмелье.

– Значит, у вас от нее болела голова.

– Часто. И очень сильно.

– Вы ее понимали? Я имею в виду, вы действительно понимали, кто она и почему делает то, что делает?

– Оттого, что вы понимаете кого-то из близких людей, иметь с ними дело не легче.

Лео поставил бутылку в ведерко со льдом и накрыл салфеткой.

Цзяцзя на мгновение задумалась.

– Я никогда не понимала мужа, – призналась она.

– Он был сложным человеком?

– Вовсе нет. Он вырос в бедной, но заурядной семье, много работал, преуспел в бизнесе, женился на мне, а потом умер. Все просто, правда? Но я не понимала его простоты.

– Вам этого хочется? Простоты?

– Я больше не уверена.

Она сделала глоток шампанского. Пузырьки сначала придали ему очень сильный вкус, похожий на громкий аккорд в начале симфонии, но вскоре, почти сразу, кончиком языка она ощутила всю гармонию напитка.

Лео вопросительно посмотрел, ожидая продолжения.

– Всю жизнь я словно поднималась на стену башни, – объяснила Цзяцзя, ставя бокал на стойку. – Мое тело всегда было параллельно земле. А потом раз! Мир повернулся, я стою прямо, а башня лежит на земле плашмя. Все стало по-другому, но моя голова снова поднята, и я иду вперед. На самом же деле я даже не знаю, в какую сторону идти. Понимаете, к чему я клоню? А шампанское хорошее, очень хорошее, должна вам сказать.

Прежде чем Лео успел ответить, вошли еще несколько посетителей, и Цзяцзя жестом дала понять, что разговор можно прервать. Это оказалась компания из четырех человек: двое мужчин и две женщины. Под распахнутыми пальто у обоих кавалеров виднелись костюмы – один серый, другой темно-синий, – но галстуки после работы они сняли. Женщина пониже сняла шубу и осталась в яркой блузе с декольте. Она вела себя шумно. Не успев усесться, заявила, что она адвокат.

– У тех парней не было ни единого шанса, – похвасталась она. – Мне все равно, если ты дерешься перед клубом, но если ты бьешь моего друга у меня на глазах, ты ведешь себя глупо. Я позаботилась, чтобы малый получил заслуженный срок.

– Однако он был довольно молод, верно? – спросила другая женщина.

– Парню было восемнадцать. Приехал на «Мазерати». – Она достала тонкую сигару. – Его родители приходили с извинениями и просили все уладить. «Нам очень жаль, однако наш мальчик и так получил урок». Но я ответила: «Нет уж, он получит полный курс коррекционного образования, в котором нуждается». – Она громко захохотала и добавила: – Видели бы вы их лица!