Тварь у порога

Темнело, и древние крыши и печные трубы, видимые через оконные стекла, принимали причудливые формы. Наконец, я собрал все свое мужество, положил маленький предмет на стол на книгу и — направил лучи этого своеобразного фиолетового цвета на него. Теперь свет, казалось, был больше похож на дождь или град, состоящий из крошечных фиолетовых частиц, чем на непрерывный луч. Когда частицы ударялись о блестящую поверхность в середине странного прибора, раздавался треск, подобный тому, который издает электронная лампа при пропускании через нее электрических искр. На темной блестящей поверхности появилось свечение розоватого цвета, а возникший из середины белый силуэт неясных очертаний стал приобретать определенную форму. Тут я заметил, что я не один в комнате, — и спрятал лучеизлучатель в карман.

Пришелец не заговорил, — более того — то, что произошло вслед за тем, совершалось в полнейшей тишине. Все выглядело, как пантомимическое представление, на которое зрители смотрят издалека сквозь туман; хотя, с другой стороны, незнакомец и все вновь входящие, приближаясь, принимали угрожающие размеры и казались одновременно близкими и далекими, как бы следуя каким-то аномальным законам геометрии.

Незнакомец, худощавый, смуглый человек среднего роста, был в облачении священника англиканской церкви. Лет ему было, вероятно, около тридцати, на лице желтовато-бледном, даже оливкового цвета, тем не менее достаточно приятном, выделялся непропорционально высокий лоб; черные волосы были аккуратно пострижены и уложены, сквозь гладкую кожу острого подбородка просвечивала пробивающаяся щетина; он носил очки без оправы со стальными дужками. Ни телосложением, не чертами нижней части лица он не отличался от священников, которых я видел прежде, однако лоб у него был значительно выше, лицо смуглее, а выражение лица более интеллектуальное… и все же в нем неуловимо ощущалась какая-то порочность. В тот момент он явно нервничал. Зажег масляную лампу, тускло осветившую комнату, и — я не успел моргнуть глазом, как он уже швырял книги о магии в камин возле окна (там, где стена имела сильный наклон), который я не заметил ранее. Языки пламени пожирали тома с жадностью — переливаясь странными цветами и издавая неописуемо отвратительные запахи по мере того, как листы, исписанные странными иероглифами и изъеденные червями переплеты сдавались перед пожирающей их силой. Вдруг я увидел, что в комнате были еще люди — все с мрачным выражением лица, в церковном облачении; одежда одного из них говорила о том, что он — епископ. Несмотря на то, что мне ничего не было слышно, я уловил, что они сообщили тому, кто пришел первым, о чрезвычайно важном для него решении. Они, казалось, ненавидели и боялись его одновременно, и он, по-видимому, испытывал к ним те же чувства. Его лицо приняло жестокое выражение, однако я успел заметить, как дрожала его правая рука, когда он попытался ухватиться за спинку стула. Епископ указал на пустую коробку и камин (где пламя уже потухло и от книг осталась всего лишь кучка пепла), а его лицо дышало ненавистью. Тот, кто пришел первым, криво улыбнулся и протянул левую руку за маленьким предметом на столе. Лица присутствующих исказил страх. Процессия священнослужителей двинулась к люку в полу, и они, один за другим, начали спускаться по крутой лестнице; перед тем, как покинуть комнату, они оборачивались и угрожающе жестикулировали. Епископ удалился последним.

Тот, кто пришел первым, подойдя к шкафу, извлек оттуда веревку. Взгромоздившись на стул, он прикрепил один конец веревки к крюку в выступающей центральной балке из черного дуба и принялся делать петлю из другого. Думая, что он собирается повеситься, я бросился было к нему, чтобы отговорить и спасти его. Увидев меня, он прервал свои приготовления, при этом взглянув на меня с выражением ТРИУМФА, что крайне озадачило и обеспокоило меня. Он медленно сполз со стула и плавно заскользил по направлению ко мне с определенно волчьим оскалом на смуглом тонкогубом лице.

Неким шестым чувством я осознал, что на меня надвигается смертельная опасность, и вытащил тот странный луче-излучатель, надеясь применить его в качестве оружия для самозащиты. Почему мне пришло в голову, что он может мне помочь? До сих пор не знаю. Включив его, я направил луч прямо в лицо незнакомца, — бледно-желтое лицо засветилось сначала фиолетовым, затем розоватым цветом. Выражение экзальтации стало уступать место выражению дикого страха. Он остановился на полпути — затем, странно взмахнув руками в воздухе, начал, спотыкаясь, пятиться назад. Я видел, что он приближается к краю открытого люка, и попытался криком предостеречь его, но он меня не услышал. Через мгновение он упал навзничь в отверстие и исчез.