Тварь у порога

Полускользя, полуплывя в воздухе, медленно отступали к безмятежным водам и загадочным развалинам одетые в белое призраки топи, фантастически переплетаясь в каком-то древнем и торжественном церемониальном танце. Их колышущиеся просвечивающие руки, подчиняясь омерзительному визгу, манили за собой толпу шатающихся рабочих, которые покорно шли за ними бездумной, слепой и тяжелой поступью, как будто их вела непреодолимая дьявольская сила. Пока наяды приближались к топи, не меняя своего курса, новая цепочка спотыкающихся фигур вышла из замка через дверь, расположенную под моим окном, слепо прошла через двор и присоединилась к колонне рабочих, бредущих по равнине. Несмотря на то, что они находились довольно далеко, я сразу понял, что это — слуги, прибывшие с Севера, узнав уродливую громоздкую фигуру повара, сама абсурдность которой приобрела теперь оттенок трагизма. Флейты визжали совершенно чудовищно, и я вновь услышал бой барабанов, доносившийся с отдаленного островка, на котором находились развалины. Наконец, наяды бесшумно и плавно достигли воды и медленно по очереди стали погружаться в древнюю топь; между тем шедшие следом, не меняя скорости, неуклюже шлепались в трясину и исчезали в водовороте маленьких пузырьков, которые были почти неразличимыми в алом свете. Когда же, в конце концов, в темную бездну провалилась нелепая фигура несчастного повара, флейты и барабаны неожиданно смолкли, слепящие красные лучи из страшных развалин погасли, оставив гибельную местность пустынной и безнадежной в рассеянном свете только что взошедшей луны.

Я испытывал совершенно неописуемый страх. Не осознавая, нахожусь я в здравом уме или в полном безумии, я оцепенел, и, по-видимому, только это меня и спасло. По-моему, в тот момент я, повинуясь странному и безотчетному побуждению, возносил молитвы Артемиде, Латоне, Деметре, Персефоне и Плутону. Все, что я вспомнил в эту минуту из полученного классического образования, пришло на память, и я шептал что-то бессвязное, поскольку кошмар происходящего пробудил самые глубинные суеверия, таившиеся в моей душе. Я понял, что стал свидетелем гибели целой деревни, и знал, что теперь в замке остались лишь мы с Денисом Берри, чье твердолобое упрямство стало причиной катастрофы. Когда я вспомнил о Берри, новый приступ страха овладел мною; я рухнул на пол — это был не обморок, а полное физическое изнеможение. Затем я ощутил вспышку ледяного света из восточного окна, с той стороны, где взошла луна, и услышал вопли, доносившиеся из нижних помещений замка. Вскоре эти вопли достигли такой силы, что не поддавались никакому описанию, и поняв, что их издает существо, которое было для меня близким другом, я лишился чувств.

Через какое-то время холодный ветер и продолжающиеся крики вернули меня в сознание, а в следующее мгновение я, как безумный, бежал по темным комнатам и коридорам, затем через двор прямо в ночь. Меня обнаружили уже утром, бездумно блуждающим в окрестностях Баллилога, однако, как выяснилось, состояние моего временного помешательства было вызвано вовсе не тем, что я видел или слышал накануне. Очнувшись, я бессвязно описал два эпизода, сопровождавшие мое бегство: сами по себе малозначимые, они, тем не менее, с тех пор постоянно преследуют меня, в особенности когда я оказываюсь вблизи от болотистого места или вижу лунный свет.

Пока я убегал от этого проклятого замка вдоль края топи, я услышал новый звук: совершенно обычный, но ранее не встречавшийся мне в Килдерри. Стоячие воды, ранее совершенно лишенные всяких признаков жизни, теперь кишели множеством гигантских липких жаб, которые издавали пронзительные крики, тональностью совершенно не соответствовавшие их размерам. Раздувшиеся, зеленые, они сверкали в лунных лучах и, казалось, не сводили глаз с источника света. Я посмотрел в направлении взгляда одной особенно жирной и уродливой жабы и тут увидел картину, которая окончательно лишила меня сознания.

Это был слабый колеблющийся луч, поднимавшийся прямо из развалин на далеком островке к ущербному диску луны. Его сияние не отражалось в поверхности вод. А рядом с этой бледной дорожкой света мое воспаленное воображение нарисовало колеблющуюся тонкую тень; тень смутную, искривленную, как будто растягиваемую невидимыми демонами. Обезумевший, я разглядел в этой ужасающей тени дьявольское подобие: тошнотворную, невообразимую карикатуру — богохульное изображение того, кого раньше называли Денисом Берри.

Х. Ф. Лавкрафт, А. У. Дерлет

РЫБАК С СОКОЛИНОГО МЫСА

Пер. Э. Серовой