Тварь у порога

Подтверждением моего нервного истощения является хотя бы то, каким образом я реагировал на загадочную находку, обнаруженную во время одной из моих ночных прогулок. Это произошло вечером 11 июля, когда окружавшие нас таинственные холмы залила почти мистическая бледность лунного света.

Пройдя чуть дальше своего обычного ночного маршрута, я наткнулся на крупный камень, который заметно отличался от всего того, что мы находили ранее. Он был почти полностью скрыт под слоем песка, но я наклонился и очистил часть его, после чего принялся внимательно разглядывать, подсвечивая к дополнение к лунному свету лучом карманного фонарика.

В отличие от других массивных камней, этот имел почти идеальную кубическую форму, без малейшего намека на какие-либо выпуклости или вдавленности. Изготовлен он был из какого-то камня, отдаленно напоминавшего базальт, в отличие от гранита, песчаника или бетона, из которых были сделаны наши предыдущие находки.

Внезапно какая-то неведомая мне сила заставила меня подняться, я повернулся и со всех ног бросился бежать назад к лагерю. Меня охватил совершенно безотчетный, даже иррациональный страх, и лишь оказавшись у входа в свою палатку, я понял, почему побежал. Это осознание словно нахлынуло на меня. Дело в том, что странный темный камень определенно был из числа тех, которые мне доводилось видеть во сне, о которых я читал и которые были каким-то образом связаны с кошмарным, чудовищным ужасом многовековых легенд.

Это был один из блоков той старинной базальтовой кладки, которая вселяла в представителей Великой Расы безотчетный и бездонный страх; он являлся составной частью развалин высоких глухих башен, оставшихся после неведомых, полу материальных и враждебных существ, которые веками гноились на чудовищной глубине под землей, и против невидимой, похожей на ветер силы которых были сооружены и наглухо опечатаны люки, охраняемые бессонными часовыми.

Всю ночь я не мог сомкнуть глаз и лишь к рассвету осознал, как глупо было позволить каким-то мифическим теням настолько подчинить меня своей загадочной магии, и что вместо того чтобы испытывать страх, мне бы следовало переживать прилив энтузиазма, присущий настоящему исследователю.

Наутро я рассказал коллегам о своей находке, после чего Даер, Фримэн, Бойл, мой сын и, разумеется, я сам отправились к месту, где находился смутивший меня камень. К сожалению, нас на этот раз ожидала неудача. Ночью я не позаботился о том, чтобы зафиксировать его точное местонахождение на карте, а ветер окончательно затер всякие остатки моих следов.

VI

Итак, я перехожу к решающей и наиболее трудной части моего повествования — трудного, поскольку не могу быть до конца уверенным в реальности всего происшедшего. Временами меня начинает мучить тревожная догадка, заключающаяся в том, что все это отнюдь не было лишь сном или галлюцинацией, и именно это чувство, с учетом того, какой огромный смысл может быть скрыт за всем случившимся, заставляет меня продолжать вести свои записи. Мой сын, являющийся, как вам известно, дипломированным психологом, и прекрасно знакомый с перипетиями моего состояния, станет главным судьей в оценке всего того, о чем я намерен рассказать.

Но сначала позвольте мне обрисовать основные контуры событий, насколько они стали известны членам нашей экспедиции. В ночь с 17 на 18 июля, после того как весь день беспрерывно дул сильный ветер, я рано лег спать, но сон никак не приходил. Где-то около одиннадцати я наконец поднялся и, беспрестанно держа в голове странно манивший меня участок местности, располагавшийся к северо-востоку от нашего лагеря, отправился на свою обычную ночную прогулку. Выходя за пределы лагеря, я повстречал лишь одного члена экспедиции — австралийского горняка по фамилии Таппер. Поприветствовав его, я покинул пределы нашей стоянки.

На чистом ночном небе сияла почти полная луна, заливавшая древние пески белесым, каким-то муторным сиянием, которое показалось мне в ту ночь особенно гнетущим и даже зловещим. Ветер, как ни странно, совсем не ощущался. В общей сложности я отсутствовал около пяти часов, что подтверждается словами Таппера и тех людей, которые, возможно, могли видеть как я быстро шагаю по бледным, хранившим под собой неразгаданные тайны холмам в северо-восточном направлении.

Примерно в половине четвертого неожиданно поднялся сильный ветер, от которого проснулся весь лагерь и даже завалились три палатки. На небе не было ни облачка, и пустыня по-прежнему казалась озаренной мглистым, нездоровым сиянием. Мое отсутствие обнаружили лишь когда стали заново ставить палатки, однако, с учетом опыта прошлых дней, это ни у кого не вызвало особой тревоги. И все же по крайней мере трое членов экспедиции — все они оказались австралийцами — явно ощутили в окружающей атмосфере нечто особенно зловещее.