Твари, в воде живущие

— Так-так… А гидрокостюм и акваланг надели потом, на бессознательное тело…

— Едва ли… Ты ведь плавал с аквалангом? Вспомни, каково натягивать костюм «сухого» типа… А теперь представь, как получится провернуть эту операцию с лежащим бревном человеком. — И Элис старательно подавила зевок.

Кеннеди представил. Задача действительно представлялась нереальной.

— Но под водой пропитанная хлороформом тряпка бесполезна, — сказал он.

— Я подозреваю, что Хэммета застали врасплох — когда он готовился к погружению или только-только вышел из воды… Костюм уже — или еще — был на нем, а вот маска и акваланг… Знаешь, он, похоже, пользовался этим аквалангом многократно — на ремнях, крепящих баллоны, одни отверстия разношены больше других. Как раз под его размер. А теперь акваланг был закреплен иначе — верхний ремень на предыдущую дырочку, нижний на последующую. Словно ремни затягивала чужая рука…

— Да уж, трудно поверить, что Хэммет вдруг ни с того, ни с сего похудел в груди и раздался в бедрах…

Кеннеди помолчал, осмысливая новую информацию. Один вывод следовал со всей непреложностью, и он его озвучил:

— Ясно одно: от убийств первой степени Дэйв Корнелиус отвертелся…

Элис не ответила. Она спала.

Трэйк-Бич, 26 июля 2002 года, 19:57

До предъявления официального обвинения Корнелиуса поместили в камеру для задержанных, принадлежавшую муниципальной службе безопасности округа Трэйк — именно так официально именовалась вотчина Кайзерманна, неизвестно по какой прихоти Вайсгера-отца и подконтрольного ему муниципалитета.

Камеры — числом целых три — располагались в том же здании, что и офис шерифа, но в другом крыле с отдельным входом. Две из них пустовали — служба шерифа, увлеченная грандиозным расследованием, совсем перестала обращать внимание на обычных своих клиентов — пьяных, дебоширов и оскорбителей общественной нравственности. Последний из них вышел под залог два дня назад — преступление перебравшего пива студента состояло в том, что он на пари помочился среди бела дня с пожарной каланчи, украшавшей Трэйк-стрит, на фланирующих по тротуару курортников.

Миссис Беркович также вышла на свободу — по настоянию мистера Вешбоу. На относительную свободу — лисовидный сыщик почему-то был уверен, что она должна наведаться к тайнику с аквалангом и подлинным орудием убийства, и наблюдал за вдовой неусыпно.

Так что Дэйв Корнелиус сидел в гордом и молчаливом одиночестве в своей узкой, похожей на пенал, камере. Арестантское ложе, кстати, размещалось в торце пенала, упиралось концами в стены и было весьма коротким. Сон для рослого Корнелиуса превратился в весьма мучительное занятие… Иная обстановка в камере отсутствовала, за исключением раковины и ничем не отгороженного унитаза без крышки, грязного и расколотого, — лично принимавший участие в проектировании помещения Кайзерманн не был сторонником либерализма в отношении заключенных.

Охранял Дэйва один человек — Хэмфри Батлер. В принципе, это считалось достаточным. При любой нештатной ситуации подмога из другого крыла здания могла подоспеть за считанные минуты. Увы, сию систему шериф разработал лишь в расчете на студентов, мочащихся на головы прохожих. Некоторых физических и психических особенностей мистера Корнелиуса она, как выяснилось вскоре, явно не учитывала…

От приятных размышлений о грядущих выборах (почему бы, в самом деле, Нордуику не стать шерифом, а Хэмфри — его старшим помощником?) Батлера отвлекли звуки, донесшиеся из камеры Корнелиуса. Странные и неприятные звуки. Хэмфри показалось, что арестованного кто-то душит — что, по зрелому размышлению, было совершенно исключено.

«Воды-ы-ы!!!» — разобрал Хэмфри в этом хрипении. Первое слово, услышанное после ареста от узника, отнюдь не порадовало его стража.

— Может, еще кофе в постель, круассанов и Ширли Мейсон под бочок? Поищи себе другого дворецкого, — недружелюбно пробормотал Батлер, сохранивший самые мрачные воспоминания о купании в болотной топи по милости этого придурка. Впрочем, особо жесткосердным Хэмфри не был. Смерть от жажды Корнелиусу никак не грозила. Воды в кране хватало с избытком. Имелся и небьющийся стакан из толстой пластмассы.

Но хрипы продолжались. И постепенно к ним добавились иные звуки, не менее странные и неприятные.

Хэмфри поднялся из-за стола дежурного и отправился с инспекцией к месту заключения преступника. Выходящая в коридор стена камеры представляла собой одну сплошную решетку — и увиденное за ней потрясло Батлера. Арестованный корчился на полу. Голова его с регулярностью метронома — бам! бам! бам! — лупила в кафельную стену. Никаких слов в непрекращающемся хрипении разобрать было уже невозможно.

«Припадок!» — похолодел Хэмфри. Метнулся к решетчатой двери камеры — и остановился. Инструкция строжайше запрещала отпирать ее в одиночку.

Тело Корнелиуса изогнулось дугой — казалось, слышен хруст суставов и связок. На губах выступила густая пена.

«Сейчас проглотит язык и всё, конец!» — в панике подумал Хэмфри. Почему-то из всех сведений о припадках в памяти осталось только это.