Твердая рука

— Да, было дело. Развернутый очерк. Секрет успеха. «Планет» затеяла целую серию, каждый месяц выходит объемный репортаж, пишем про знаменитостей, магнатов, поп-звезд, ну как обычно. Помещаем их под микроскоп и кропаем всякую разоблачающую скукотищу.

— Лежишь, в потолок глядишь? — осведомился я.

Наступившее было молчание нарушил сдавленный девичий смешок.

— Шел бы ты в Сибирь со своей интуицией! — усмехнулся Бобби. — Как ты догадался?

— Так завидно ж! — На самом деле я просто хотел исподволь выяснить, не находится ли кто-то с ним рядом. — Ты будешь завтра в Кемптоне?

— Надеюсь, что да.

— Привези с собой экземпляр журнала с этой статьей, а с меня бутылка на твой выбор.

— Ух ты, заметано!

Не тратя больше слов, он повесил трубку, и я провел остаток вечера за изучением отчетов о скачках предыдущих сезонов, прослеживая спортивные карьеры Бетезды, Глинера, Зингалу и Три-Нитро. Безрезультатно.

Глава вторая

С некоторых пор у меня вошло в привычку встречаться по четвергам за ланчем с моим тестем. Бывшим тестем, если быть точным. Адмиралом (в отставке) Чарльзом Роландом, отцом моего самого горького поражения. Я был предан Дженни со всей доступной мне силой чувства, и не уступил ей только в одном, затмившем все остальное, желании: она хотела, чтобы я прекратил участвовать в скачках.

Мы были женаты пять лет: два провели в радости, два — в разногласиях, а последний год прошел в горькой ругани. От всего этого остались только полузажившие раны. Раны, да дружба ее отца, которой я добился с таким трудом и ценил теперь еще больше, ибо она была единственным, что уцелело после крушения брака.

Обычно мы встречались в полдень в верхнем баре отеля «Кавендиш», и вот сейчас на аккуратных подставках перед ним стоял розовый джин, передо мной — виски с водой и тарелочка с арахисом между нами.

— На выходные в Эйнсфорд приезжает Дженни, — сообщил он.

Эйнсфорд был его дом в Оксфордшире. По четвергам он приезжал в Лондон по делам. Разделявшее эти города расстояние он покрывал на роллс-ройсе.

— Буду рад, если ты сможешь приехать, — сказал он.

Я вгляделся в благородные черты его лица и вслушался в уклончивые интонации его голоса. Утонченный и обаятельный, при необходимости он мог прошить собеседника не хуже лазера. В его чести не могло быть сомнений, и я пошел бы за ним хоть в ад. В его безжалостности сомнений тоже не было.

— Я не намерен подставляться под удар.

— Она согласилась с тем, что стоит тебя пригласить.

— Что-то не верится.

С подчеркнутой сосредоточенностью он принялся разглядывать свой стакан. По долгому опыту мне было хорошо известно, что когда Чарльз пытался добиться от меня чего-либо, что, как он заранее знал, будет мне не по душе, он избегал смотреть мне в глаза и, собираясь с духом, тянул время. Нынешняя долгая пауза не сулила ничего хорошего. Наконец, он проговорил:

— Боюсь, что Дженни попала в неприятную ситуацию.

Я уставился на него, но он продолжал смотреть в сторону.

— Чарльз, — с отчаянием произнес я. — Нельзя же так… Вы же знаете, как она со мной обращается!

— Как я погляжу, ты сам ей ни на шаг не уступаешь.

— Никто в здравом уме не полезет в клетку к тигру!

Он бросил на меня быстрый взгляд и поджал губы. Наверное, не следовало так говорить отцу о его красавице-дочери.

— На моей памяти ты, Сид, не раз входил в клетку к тиграм, — заметил он.

— Значит, к тигрице, — попытался отшутиться я. Он тут же подхватил:

— Так ты приедешь?

— Нет… Всему есть предел.

Он вздохнул и сел поудобнее, глядя на меня поверх стакана с джином. Его отсутствующий взгляд означал, что он продолжал обдумывать следующий ход, и я внутренне напрягся.

— Будешь камбалу? — предложил он как ни в чем не бывало. — Пожалуй, пора делать заказ.

Он заказал камбалу нам обоим, по привычке распорядившись подать ее уже разделанной. Я уже научился управляться с ножом и вилкой, но этому предшествовал долгий и мучительный период, когда моя изуродованная рука ни на что не годилась, и мне приходилось держать ее в кармане. И когда я, наконец, смирился с увечьем, то потерял руку полностью. Полагаю, в этом и заключается жизнь. Что-то находишь, что-то теряешь, и если удалось спасти из развалин хоть что-то, хотя бы жалкие остатки самоуважения, то и этого хватает, чтобы пережить очередную катастрофу.

Официант объявил, что столик накроют через десять минут и неслышно отошел, прижимая стопку меню и блокнот для заказов к своей униформе — фраку и серому галстуку. Чарльз взглянул на часы и широким взглядом окинул большой светлый зал, в котором люди в креслах бежевого цвета вели негромкие разговоры о судьбах мира.

— Ты будешь сегодня в Кемптоне? — спросил он. Я кивнул:

— Первая скачка в два-тридцать.

— Работаешь на клиента? — допрос выходил довольно топорным.

— Если Дженни будет в Эйнсфорде, то я туда не поеду, — сказал я.

Он помолчал.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты приехал, Сид.

Я лишь молча посмотрел на него. Избегая моего взгляда, он следил за барменом, разносящим напитки по дальним углам, и что-то уж очень долго обдумывал следующую реплику.

Он прокашлялся и сказал словно беседуя сам с собой: