Горы здесь высоки, дороги плохи. На одной из троп обвал сметает в пропасть сотню людей и двадцать слонов. Несколько слонов еще живы, лежат где-то внизу с переломанными ногами и жалобно трубят... А колонны движутся и движутся. Лица воинов спокойны. Они словно не слышат тоскливых голосов животных.
Надежды Хасана не оправдываются. В горах бежать еще труднее. Боковых дорог нет, обратно не вернешься - сзади тянется длиннейшая вереница войск, а лезть наугад в горы да еще в незнакомых местах, где водятся и львы и тигры, - невозможно.
Так Никитин добирается с войсками до Кистны. Он узнает воду этой реки бешеную, черную, недобрую.
На берегу Кистны войска задерживаются на два дня, готовятся к переправе и отдыхают.
Афанасия разыскивает гонец Фарат-хана. Тарафдар предлагает Никитину перебраться к его нукерам, ехать рядом с ханом.
Это неприятно, хотя внешне выглядит проявлением заботы и дружелюбия. Никитин понимает - сегодня или никогда.
- Передай хану, что я еду за тобой, - отвечает он гонцу, совсем еще юноше. - Только соберу кое-какие долги.
На лице гонца непочтительная ухмылка. Чего же еще можно ждать от торгаша? Он вздыбливает коня, который картинно поворачивается на задних ногах.
Никитин зовет Хасана.
Собираться приходится незаметно: совсем рядом с повозкой азартно подкидывают кости четверо воинов, которые слышали разговор с гонцом, мимо то и дело снуют знакомые мусульмане. Пока Хасан заворачивает в шелк несколько отобранных Никитиным книг и кое-какую снедь, сам Афанасий присаживается к игрокам.
Жадные коричневые руки перетряхивают кости. Четыре пары глаз провожают их взлет и падение.
Афанасий бросает на землю блестящий динар. Глухой стук монеты прерывает яростный спор. Игроки не сразу понимают, в чем дело. Но понемногу злые лица расплываются в улыбках, круг раздвигается. Настоящий динар! Ведь пока что игра велась на будущую добычу. Конечно, азарт велик и здесь, но проигравший может обмануть, погибнув в бою. Купец же не обманет! Он рассчитается сразу. Динар за динаром ставит Афанасий. Краем глаза он заметил: Хасан уже отдалился от повозки, затерялся за шатрами. Скоро он перейдет линию стражи. Там, возле бамбуковой рощи, он будет ждать... Руки невольно дрожат, и как назло Афанасий выигрывает. Проклятые динары! Этот выигрыш может погубить все. Ведь с деньгами не уходят.
Никитин бросает кости... Два и три... Один и четыре... Один и два... Наконец-то!
Выложив проигрыш, Афанасий разводит руками и встает. Он больше играть не может. Так недолго и разориться.
Довольные воины утешают его, смеются. Никитин озабоченно смотрит вокруг. Пропал раб. Надо его найти. Не посмотрят ли почтенные за повозкой? Он скоро вернется... Почтенные согласно галдят, кивают. Ходжа может быть уверен, что с его добром ничего не случится.
"Что-нибудь украдут!" - понимает Никитин, но теперь это ему безразлично.
Он идет через лагерь мимо костров, среди занятых своими делами воинов, делая вид, что ищет кого-то. Шатер нукера: перед ним на шесте конский хвост... Группа хохочущих бородачей... Конник, натачивающий саблю... На каждом шагу ему мерещатся знакомые лица. Он ощущает в груди тошнотворный холодок.
- Стой!
Это линия стражи. Воин в шлеме, со щитом и копьем показывает, чтобы он подошел. Никитин неторопливо подходит. Ему нужно нарубить бамбук. Вот его топорик. Воин равнодушно кивает, поворачивается спиной. Никитин с пересохшим горлом глядит на желтый, украшенный серебряными бляхами щит за этой широкой бесстрастной спиной. Потом, стараясь не убыстрять шага, направляется к зарослям бамбука. До них не больше трех десятков сажен. Афанасий наклоняется, медленно поправляет сапоги, топает ногой, словно проверяя, хорошо ли натянул его. Только не спешить! Только не спешить!
Пространство, отделяющее его от лагеря, все растет. Ощущение такое, будто в спину нацелились из лука. И когда до бамбуков остается всего несколько шагов, наконец случается то, чего он боялся. Вслед ему кричат. Властно. С угрозой.
Но Афанасий не оборачивается. В два прыжка достигает он спасительной стены джунглей. Сильные руки раздвигают молодые побеги, плечи расталкивают плотные стволы. Потный, потеряв чалму, он стремительно ныряет в еле заметные просветы между бамбуками, падает, поднимается, бежит опять... "Хасан! Хасан!" - окликает Афанасий джунгли. А Хасан уже рядом. Его бледное лицо помертвело от сознания опасности. И они бегут, петляя, пока хватает сил, пока не опускаются оба, как подкошенные, на землю. Сначала они ничего не видят и не слышат. Но вот черные круги в глазах светлеют, глаза начинают видеть, а гудящая, бьющаяся толчками в ушах кровь стихает. Несколько минут оба, онемев, прислушиваются. Но слышен только тонкий голосок незнакомой птицы. Погони нет, или она отстала. Никитин проводит рукавом халата по лбу, облизывает горячие, сухие губы, взглядывает на Хасана и говорит:
- Утри кровь... Ты рассек щеку.
Все же ему не верится, что побег удался. Он встает и делает знак Хасану. Надо идти, идти.