Тверской гость

- ... и доплыли мы от эфиопов к Ормузу. Ну, тут места уже свои. Попутчик мой в городе осел. Надумал водой торговать. Он, значит, остался, а я - домой. Эх, братцы! Верите ли, вся душа изныла. Никакого терпенья не было. Мотаешься на верблюде, солнце тебя печет, пить хочется, а думка одна: скорей, скорей, скорей! И ночевкам-то не рад, и привалы сердят. Есть такой город Шираз. Роз там, правда, много, в зелени все, но смотрю я на тамошнюю речушку Рокнабад и ничего, кроме скуки и пыли, не вижу. И розы мне ни к чему. На Волгу бы, думаю, в поля бы наши! Э! А еще идти и идти... От Шираза а Йезд, оттеля в Наин, через горы к Исфагани, и прежней дорогой в Кум. Здесь слышу: татары на Волге опять с Москвой воюют. Значит, путь закрыт. Я туда, я сюда. Узнаю: караван в Тебриз идет, а от Тебриза можно в Трепизон, к туркам пробраться, к Черному. Давай, думаю, тут рискну. Не пропадать же мне у персюков. Доберусь, мол, до Балаклавы или Кафы, другого выхода нет для меня. Пошел. До Тебриза хорошо было. Хан ихний Узун-Хасан как раз на турок поход готовил, так по дороге с войсками двигались. В Тебризе и самого хана видел. Старый уже, черт, а гуляка и песельник - куда! Как шатры раскинут, так пошел пир горой. И всю жизнь в походе. Хуже татар, ей-богу. Даже города какого, чтоб в нем стоять, у него не имеется. Сегодня здесь ночевал, завтра снялся... Ну, от Тебриза я опять с его войсками до гор Эрдзижанских дошел. А потом они на юг, а я к Трепизону. В Турции-то уже земля на нашу похожа. И прохладней, и лесов много по дороге. Одно слово - дышу, ликую: почти дома! Да... Однако рано радовался. Едва в Трепизон вошел - похватали нас. Весь товар отняли, утащили в крепость. Приняли, вишь, меня за лазутчика Узун-Хасанова, подметных грамот искали. Грамот не нашли, а к товару руки приложили. И перца, и шелков, и еще кое-чего не досчитался я. А кому скажешь? Сам паша ихний розыск учинял. Шесть дней меня держал, толстомордый. Ну, а потом продал я обоих верблюдов, погрузился на корабль, да и поплыл сюда... Вот счастье-то, что вас в первый же день сыскал! Теперь уж не один буду.

Никитин умолк, обводя доверчивым взглядом заворожено слушавших купцов. Был уже поздний вечер. На подворье, где стояли москвичи и куда Никитин притащил вещи, все давно спали.

Плошки на чурбаках коптили. В ночи шумело равнодушно море. Познакомив Никитина со своими, Матвей Рябов сам не выдержал, первый помянул про Индию. Пришлось Афанасию рассказывать о своих скитаниях. Сначала слушали его недоверчиво, но потом затаили дыхание, забыли и про ужин. А когда открыл он сундук, вывалил вороха индийских шелков, развернул невиданной работы драгоценные уборы, раскатал по расстеленному плату черный жемчуг, алмазы и рубины - все, что сохранил или купил по дороге к Дабулу, - у купцов руки затряслись, глаза забегали.

- Считай, ребята, я лишь десятую часть добра довез! - сказал Никитин. Многое бросил, как бежал, да пошлины, дорога, да грабеж трепизонский остальное съели... Что? Хороши камни? То-то... А вот книги. Никто в мире христианском таких досель не видал...

Но загадочные индийские письмена, персидские стихи и трактаты купцов не привлекли. Полистали, поглазели на чудные буквы, на миниатюры, подивились и снова стали разглядывать ткани и камни.

- Ты богаче князя теперь! - хрипло выговорил Рябов, вертя в пальцах крупный голубой алмаз, отшлифованный Карной.

Этот камень любила Сита. Она говорила, что в нем спрятан осколок луны.

- Ясно, богаче! - поддержал Рябова приземистый, словно обросший мхом, купец Крылов. - Счастливей тебя на Руси, поди, человека нет! Эко богатство! Эка удача привалила!

- И неужто за чашку риса вот такой камень, а? - недоумевал третий, подвижной, костлявый Иван Штирь. - Это как же? Не мыслю!

- Стало быть, есть Индия, - задумчиво отозвался глуховатый, тихий мужик Петро Козел. - Есть...

- На Москву пойдешь али в Тверь? - все еще не отрывая глаз от алмаза, спросил Рябов. - Ты уж, Афоня, теперь осторожней иди. Мы с ребятами поможем тебе. Оборони бог, не к ночи будь помянуты, но лихие люди везде есть. Берегись. Добра-то у тебя больно много.

- Нет, я сначала в Тверь! - покачал головой Афанасий. - Сердце тянет... Может, повидаю кого. Да вы как пойдете?

- Путь известный. Через Киев до Смоленска, а оттуль к белокаменной.

- Ну вот, до Смоленска и я с вами.

Купцы улеглись не скоро. Афанасий долго не спал, лежа с открытыми глазами. Думы тоскливые, как осенние тучи, овладели им сразу, как погасли плошки. Счастливый? Удачливый? Эх, врагу такого счастья не пожелаешь! Ну, что же. Пойдет в Тверь. Немного пугала встреча с Оленой. Но и увидеть ее хотелось. Ведь единственный человек она на земле, кому он хоть когда-то нужен был.

Зима стояла лютая. Мельтешил в воздухе снег, кружили метели, наметая на Дикое поле саженные сугробы, сбивая с дороги, захватывая дух.

Ехали верхами, все добро шло во вьюках. Низкорослые татарские лошаденки фыркали, послушно и неутомимо одолевали дорогу, только морды от ветра отворачивали.