Твой XVIII век. Твой XIX век. Грань веков

«Воображаю, сколь любопытно будет обозрение великой царицы, нашего золотого века, или, лучше сказать, мифологического царствования под пером вашим. Право, этот предмет достоин вашего таланта и трудов».

Пушкин тоже иногда воображает себя скульптором, металлургом и вдруг пишет жене:

«Ты спрашиваешь меня о «Петре»? Идет помаленьку; скопляю матерьялы — привожу в порядок — и вдруг вылью медный памятник, которого нельзя будет перетаскивать с одного конца города на другой, с площади на площадь, из переулка в переулок».

Это написано 29 мая 1834 года, ровно через четыре года после первого явления медной бабушки.

За несколько месяцев до этих строк — вторая Болдинская осень.

Сочинен и запрещен «Медный всадник» (Пушкин запишет — «убытки и неприятности»).

Дописан и разрешен «Пугачев» (и автор наивно надеется: «заплатим половину долгов и заживем припеваючи»).

Сочинена и выдана в печать еще бабушка — «Пиковая дама».

Новый подступ и приступ к «мощному властелину судьбы», для чего нужно погрузиться в архивы.

Но архивы и Петр Великий едва не ускользают: Пушкин едва не порывает с дворцом, где охотно читают его перехваченные письма к жене. Перед строками о «медном памятнике», в том же письме от 29 мая 1834 года, были такие:

«Ты разве думаешь, что свинский Петербург не гадок мне? Что мне весело в нем жить между пасквилями и доносами?»

Но все же задумаемся над только что приведенными строками о Петре: «памятник… которого нельзя будет перетаскивать…»

Шутка нам не совсем понятна, но Пушкина-Гончарова, наверное, легко догадалась, потому что Александр Сергеевич не затруднял ее сложными историко-литературными рассуждениями, и, если так написал про медный памятник, — очевидно, это отзвук каких-то разговоров, шуток, им обоим понятных.

«Медный всадник» уж почти год как закончен, но разве, прочитав строчки из письма о памятнике, «с площади на площадь, из переулка в переулок», разве не вспомним —

И он по площади пустойБежит и слышит за собой —Как будто грома грохотанье —Тяжело-звонкое скаканьеПо потрясенной мостовой.И, озарен луною бледной,Простерши руку в вышине,

За ним несется Всадник МедныйНа звонко-скачущем коне;И во всю ночь безумец бедный,Куда стопы ни обращал,За ним повсюду Всадник Медный С тяжелым топотом скакал.

Всадник медноскачущий, но пока запрещенный… Есть и другой медный памятник, высотою в 4,5 аршина; это ее, медную и негодную, пока стоящую в неподвижности на Фурштатской, ее прежде перетаскивали из одной губернии в другую и сейчас, может быть, удастся — «с площади на площадь, с переулка в переулок».

Дня медных исполина, которых при всей огромной разнице их назначения «перетаскивают», двигают или должны переместить, но к ним в ряд, может быть, пожалует еще один пращур, которого «нельзя будет перетаскивать»: Петр — в «Истории Петра»…

Не занимать воображения поэту: пожелал — и являются сотни российских и иностранных героев —

Как весело стихи свои вести

Под цифрами, в порядке, строй за строем. . . . . . . . . .А стихотворец… С кем же равен он?Он Тамерлан иль сам Наполеон. . . . . . . . . .Ура!., куда же плыть?., какие берегаТеперь мы посетим: Кавказ ли колоссальный,Иль опаленные Молдавии луга,Иль скалы дикие Шотландии печальной,Или Нормандии блестящие снега,Или Швейцарии ландшафт пирамидальный…

Но воля стихотворца сильнее наполеоновской и тамерлановской: захочет — ив дело пойдут призраки, сколько угодно!

Статуя Командора двинулась осенью 1830-го.

Медный всадник помчался осенью 1833-го.

Пиковая бабушка — тогда же.

И в сказках чего только не происходит — бес, золотой петушок, лебедь белая, золотая рыбка, — но мы не о сказках: о настоящих живых призраках.

Время, что ли, такое?

У Гоголя оживает Портрет; Нос разгуливает по столице; Венера Илльская душит неосмотрительного молодца в повести Проспера Мериме.

Время — какое? «Романтический пик» миновал. В XVIII — начале XIX века привидения, духи, статуи оживали легко и обыкновенно (впрочем, пародии на таинственные, романтические происшествия также были довольно распространены).

Литературе прошедших, допушкинских времен «по части мистической» — насчет духов, привидений — разрешалось немало.

Теперь же читатель открывал, к примеру, «Пиковую даму».

После заглавия следует эпиграф ко всей повести: «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность. Новейшая гадательная книга».