Твой XVIII век. Твой XIX век. Грань веков

Командировка в Новосибирский академгородок. Коллеги, историки и филологи, показав все, что смогли, — Обское море, новонайденные 500-летние рукописи, лаборатории «по последнему слову…», восточное гостеприимство, записи старинных тувинских и горно-алтайских мелодий, снова восточное гостеприимство, — показав все это и многое другое, везут приезжего в Большой Новосибирск, в ГПНТБ.

Государственная Публичная научно-техническая библиотека — миллионы томов; любой выдают (или, по крайней мере, обязаны выдать) через двадцать минут после заказа («не то что у вас, в столицах»), лифт — вверх, под крыши, и вниз — под землю. Хранилище «на дне»: будет тесно — прокопают дальше, как метро, так что возможности расширения библиотеки бесконечны!

В одном из подземелий — рукописи, собранные Михаилом Николаевичем Тихомировым…

Покойный академик был выдающимся специалистом по Древней Руси: сотни работ, несколько поколений учеников, у которых теперь уж свои наследники, «тихомировские внуки».

Первую лекцию первого нашего студенческого дня на историческом факультете МГУ когда-то прочитал именно Тихомиров… Теперь же тихомировцы показывают мне сотни рукописных и старопечатных томов, столбцов, листков, многие из которых появились на свет задолго до того, как Ермак вступил в сибирские пределы.

Академик, умерший в 1965 году, завещал свою коллекцию только что провозглашенной столице сибирской науки; ученики не только доставили и сохранили тот дар, но и разобрали, описали: древнерусская скоропись, духовные и светские сюжеты XV, XVI, XVII столетий — для них дом родной, привычное дело! Однако среди множества допетровских текстов попадаются и более поздние, 100—150-летние. Тихомиров коллекционировал, конечно, «свои века», но, приобретая целые собрания книг, тетрадей, — разумеется, не отвергал и позднейшие примеси.

Мои друзья знают, что их гость занимается XIX столетием, временем Пушкина, декабристов, Герцена.

— Взгляни, пожалуйста, вот на эту рукопись, а то нам из Средних веков все недосуг выбраться в ваши новые времена.

Осторожно принимаю зеленоватую тетрадь, числящуюся под длинным, но вполне понятным шифром «ГПНТБ Сиб. отделение АН СССР, собр. М. Н. Тихомирова № 53». Наудачу открываю:

«Сколько я могу судить по отзывам некоторых писателей, как например, Искандера…»

Тут-то приятели и начинают хохотать! Ни в их, ни в моей биографии не бывало такого: посреди огромного молодого (еще нет и ста лет) сибирского города, в последней трети XX века раскрыть первую попавшуюся тетрадь, и сразу— «Искандер», Герцен.

В общем, из той темно-зеленой тетради, во-первых, вышел Искандер, во-вторых, «гимназия, несчастный день», полтора балла, сотни тысяч рублей для царской фамилии — «а чиновников бедных…» и «хоть бы найти учеников». Автор, понятно, из среды разночинцев — небогатых, но все же способных платить за обучение детей в гимназии.

Осталось только понять, кто писал.

Нетрудно. Хозяин дневника уже назвался в первых строках и к тому же начертал свое имя на корешке:

Владимир Иванович Чемезов.

Ну, конечно, легкое разочарование. Если б какая-нибудь знаменитость: революционер, ученый, дипломат! Очень любим мы знаменитых людей, невзирая на герценовское предостережение: «Гений — роскошь истории!»

В энциклопедиях, главных биографических словарях, нет Чемезова; однако существуют словари разных профессий: «Списки губернаторов», «Словарь актеров», «Русские литераторы», «Университетские профессора», «Памятка для бывших учеников гимназии», «Врачи-писатели»…

Последняя из названных книг нам благоприятствует, и Володя Чемезов как бы возникает из небытия. Старинный справочник: Змеев

 Л. Ф. «Русские врачи-писатели с 1863 г. Тетрадь 5. Вышла в Санкт-Петербурге 1889». Молодец г-н Змеев, молодцы российские врачи: еще в те времена, когда только начинал практиковать врач-писатель Антон Чехов, они следили за успехами своих коллег; и если какой-нибудь скромный доктор — в земской глуши или столичной сутолоке — выступал хоть с одной статейкой, его имя должно было попасть в словарь, коллегам на память, в поучение и в поощрение…

«Чемезов Владимир Николаевич — автор научного труда «О действии озона на животных», родился в 1845 году; 3-я петербургская гимназия, затем Санкт-Петербургская медико-хирургическая академия».

Один из учтенных Л. Ф. Змеевым врачей-писателей. В общем, хотя врачей-писателей было, конечно, поменьше, чем «просто врачей», — можем определить нашего героя как обыкновенного российского интеллигента, вероятно, похожего на многих знакомых нам докторов из чеховских рассказов, повестей и пьес.

Обыкновенный — да время-то в гимназическом дневнике необыкновенное! Осень 1860 года — крепостному праву отведено еще пять месяцев истории; литературная новинка — «Обломов». Льву Толстому и Чернышевскому 32 года, Тургеневу — 42, Герцену — 48, Чехову — 8 месяцев.

Обыкновенный пятнадцатилетний мальчишка, но — в Петербурге, столице «всего на свете»: и царской, и революционной, и литературной.

3-я гимназия: