Твоя на 10 дней

О как… А она изменилась, обросла колючками. Прежняя Джен, его Джен, была куда мягче, нежнее. Не чеканила каждое слово так, будто вбивала гвозди в крышку гроба. И не смотрела на других, словно на грязь под ногтями. Его Джен… А была ли она когда-нибудь «его»?! Зачем чистенькой приличной девочке из хорошей семьи мальчишка из неблагополучного района? И нахрен не нужен. Водила как глупого щенка на поводке, чтоб время скоротать до тех пор, пока не подвернется удачная партия. И когда удачная, мать его, партия нарисовался на горизонте, нищий болван получил отставку.

Лживая, лживая сука!

Нахлынувшая ярость выжгла отраву, враз прочистила одуревший от возбуждения мозг, наполнила собой до краев и рвалась наружу. Перед глазами маячило запрокинутое бледное лицо с пухлым ртом и беззащитная шея в вырезе белоснежной блузки. Сомкнуть бы пальцы на этой самой шее и посмотреть, как чертова надменность сменяется страхом… Он глубже вбил кулаки в карманы, глубоко вдохнул… И нацепил ставшую привычной бесстрастную маску. Да, бизнес многому учит. Теперь Алекс виртуозно мог изобразить что угодно: куда уж невесте-артистке до его актерского мастерства. Кажется, даже удалось удачно проехаться насчет мужа Дженнифер – плевать ему было на этого ублюдка, хотелось просто задеть побольнее. Задел. Она отшатнулась, словно Алекс ее ударил, глянула своими серыми глазищами… И он немедленно почувствовал себя таким же ублюдком, как и ее чертов муж.

В черноте зрачков Джен плавали немой укор, растерянность и он, Алекс. Вернее, два Алекса. По одному сволочному Алексу на каждый зрачок, расширившийся во всю радужку. Двойная порция сволочизма – это уже слишком.

Дьявол все раздери! Откуда взялось грызущее чувство вины?! Это не он, а ему лгали про любовь и все такое. Это не он, а его обещали ждать и не дождались. Это не он, а его предали. Так почему настолько паршиво?!

Даже сейчас продрало до костей, словно он по-прежнему стоял рядом с Джен в том ресторане.

– Проклятье! – выругался Алекс сквозь зубы и, перехватив вопросительный взгляд бармена, рявкнул: – Повторить! И лучше налейте во что-нибудь более солидное, чем этот… эта… – он злобно ткнул пальцем в стакан, – … чем эта поилка для хомячков!

Бармен невозмутимо кивнул, достал что-то подозрительно смахивающее на небольшую вазу, до половины заполнил его… ее виски и подвинул Алексу. Тот сделал глоток и зажмурился. Надраться бы до посинения, чтобы не барахтаться в прошлом… Так бы и сделал, если бы не ждал кое-кого. И этот кое-кто сильно запаздывал, а прошлое, мать его, упрямо лезло, обступало со всех сторон.

Дженнифер тогда ответила что-то вроде «не ваше дело» и быстро ушла, а он, наконец, вспомнил про помолвку, невесту и гостей. Больше в тот вечер он Джен не видел. Или она пряталась по подсобкам и не рисковала соваться в зал, или вообще отпросилась с работы.

Вернувшись домой, он долго стоял под холодным душем. Его невеста – умница, красавица, почти знаменитость и мечта тысяч мужчин – ждала его в спальне. А он торчал под колючими струями, не зная, что совать под них в первую очередь: то ли голову, то ли то, что значительно ниже, поскольку оба места окончательно вырвались из-под контроля и упорно думали совсем о другой.

Какого хрена?! Что с ним происходит?

Так не должно быть! И не будет. Все ж ясно как дважды два. Он не терпит незавершенных дел, а это – незавершенное. Он не трогал ее, хотя с ума сходил, желал до звериного воя. Решил сначала встать на ноги. Рыцарь, мать твою. Придурок!

Алекс взбешенно выкрутил кран холодной воды до упора и зашипел от ледяного ада, обрушившегося сверху. Несколько минут прыгал, от души матерясь и отфыркиваясь, и вывалился замороженной пупырчатой тушкой. Зато вверху прояснилось, а снизу поникло.

Нет, он не позволит ей снова сломать его жизнь. Надо просто с ней переспать. Натрахаться до звона в ушах, насытиться гибким теплым женским телом. Точно! Он переспит. И вылечится, наконец, чертов наркоман. И забудет о ней. Выкинет из головы, не станет наводить справки и искать встреч. Разве что придет как-нибудь с женой в тот гребаный ресторан и будет равнодушно смотреть по сторонам, пока их старательно обслуживает одна официантка. А уж как заманить ее в постель, его мозг, натренированный акульим сволочным бизнесом, придумает.

Придумывать ничего не пришлось. Она пришла сама. Просить в долг. Конечно, разумнее было послать ее к черту. Благороднее – дать ей денег и послать ее к черту. Но он не был ни разумным, ни благородным. Он был все тем же пацаном из неблагополучного района, который лишь раз позволил себя одурачить. И кому? Одной из тех сытеньких чистых деток, родившихся не с серебряной – с золотой ложкой во рту.