Твоя на 10 дней

Они вчера вернулись под утро, да еще наверняка не сразу спать улеглись – все же давно не виделись, так что точно еще десятый сон видят.

Я осторожно выбралась из комнаты, бесшумно промчалась по коридору и влетела на кухню. Покосилась на блюдо с румяными булочками, аккуратно накрытое льняной салфеткой, но… Взять без спросу не решилась. Наскоро сделала пару бутербродов, перекусила, обжигаясь горячим кофе. Еще раз задумчиво посмотрела на булочки и заколебалась: «Может, все-таки взять? Хотя бы одну… Маленькую… Нет!» Чтобы не соблазниться, я быстро выскочила из кухни. И едва не врезалась в шагавшую мне навстречу парочку.

«Влипла!» – молнией пронеслось в голове. Я растерянно попятилась, боясь даже представить, что сейчас будет. Алекс, конечно, взбесится, выставит меня вон и не заплатит ни цента. Хорошо, если в полицию не сдаст, заявив, что я воришка, вломившаяся в дом. Он же предупреждал, чтобы я не попадалась на глаза его невесте… Чертовы булки! Если б я не отвлеклась на них, то услышала бы шаги. Надо было хотя бы выглянуть сначала, а потом выпрыгивать в коридор. Может, если я сейчас быстренько спрячусь на кухне, Алекс сумеет убедить свою невесту, что ничего тут не было, и все это ей привиделось? Мало ли сколько они вчера выпили. Ну бывает же и зеленых чертиков видят… Господи… Что за бред лезет в голову?!

Что делать? Представиться новой горничной? Ага. В футболке хозяина дома и босиком. Униформа такая. Я с отчаянием уставилась на помятого, взлохмаченного Алекса и краем глаза заметила, что с его невестой что-то не так. Перевела взгляд и встала, как вкопанная.

Что-то не так?! Да все не так. Потому что меня с любопытством рассматривала загорелая брюнетка с боевым декольте, из которого чудом не вываливалась пышная грудь. Платье ярко-голубой краской стекало по телу и заканчивалось там, где начинались длинные ноги. Оно щетинилось пайетками, и те хищно поблескивали, словно тысячи злобно моргающих глазок. На нежную блондинку-невесту эта… эта… жар-птица была точно не похожа. Тогда что… Выходит… Так вот, значит, как он развлекается?!

Что-то черное, удушливое, горячее захлестнуло с головой, растеклось по груди, встало комком в горле. Я вскинула повыше голову, прикрыла глаза, сглотнув подступившие слезы. Собственная реакция меня напугала до чертиков. Слишком уж это было похоже на…

Нет, лучше не думать, на что это похоже. Лучше вообще ни о чем не думать. Главное, добраться до комнаты, не расплескав то, что кипело внутри, жгло, не давая дышать.

Кажется, мне удалось даже спокойно ответить на насмешливое «До-о-оброе утро!», прежде чем скользнуть за спасительную дверь. Но едва я захлопнула ее за собой, как меня прорвало. Слезы хлынули так, что щек не хватало, стекали по шее, падали с подбородка на грудь горячими каплями. Ничего не видя, я добрела до кровати и рухнула на нее, захлебываясь беззвучными рыданиями и задыхаясь. Видеть Алекса с другой оказалось больно. Очень больно…

Присутствие этой девицы в доме не унижало, оно убивало, размазывало, втаптывало в грязь, заставляя чувствовать себя совершенной дешевкой. И можно сколько угодно твердить себе про договор, про крайние обстоятельства, толкнувшие меня на подобные… услуги, – более порядочной я себя не ощущала.

Брюнетка, блондинка, рыжая, дурочка Джен… Поменяй одну на другую и не заметишь. Он же просто развлекался перед свадьбой. А если есть деньги, почему бы не купить себе игрушку? Например, глупую Барби из секс-шопа. Кто ж знал, что Барби окажется настолько безмозглой, что начнет чего-то там испытывать?! И даже… – о, господи! – полезет целоваться… Дура! Идиотка!

Я. Полезла целоваться.

Сама.

А он оттолкнул меня.

И привел в дом другую.

От мучительного жгущего душу стыда я скорчилась и застонала.

«Поплачь, Дженни, тебе надо выплакаться. Станет легче…» – прошелестел в голове мамин голос. Тогда, на похоронах папы, я не поняла ее. Зато теперь понимала.

Подушка намокла от слез и холодила щеку, а они все лились. Лились и уносили с собой стыд, обиду, отчаяние и злость, безумное напряжение последних дней, отчаянные поиски денег – все, что лежало на плечах стотонной плитой, не давая вздохнуть. Уносили, пока не унесли все.

Внутри стало пусто и тихо: ни чувств, ни желаний. Осталось только блаженное вялое отупение и слабость. Я перевернула подушку, поднялась с кровати, аккуратно застелила ее одеялом. Поплескала в лицо ледяной водой. Просто так, у меня никогда не опухали глаза после слез. Медленно провела несколько раз расческой по волосам, тупо уставившись в дверь. Бессонная ночь и недавняя истерика давали о себе знать: глаза слипались, накатывала слабость. Не думаю, что он захочет сейчас меня видеть. Или вообще чего-либо от меня захочет. Судя по всему, ночью он и без меня неплохо развлекся. Я плюхнулась на кровать, потом обессиленно распласталась по ней как медуза, выброшенная на берег.

Эта полураздетая девица – не моя проблема. Если кому и стоит из-за нее переживать, то только его невесте. А у нее уже есть повод для переживания: в доме ее жениха второй день нахожусь я.