Твоя невеста из преисподней

Странная, почти истеричная радость накрыла меня, когда я увидела удаляющиеся силуэты моего мужчины с его покойной подругой. Чувство восторга от близости с Флорианом заставляло мое сердце подпрыгивать так, будто это был резвящийся на батуте ребенок. Идиотская улыбка озарила лицо, и я ничего не могла с ней поделать. Насильно хмурилась, но выходило настолько фальшиво, что у меня самой эти попытки вызывали смешки.

– Не могу понять причину твоей внезапной радости, – Флориан покосился на меня и хитро приподнял бровь.

– А разве в Париже для радости нужна какая-то особенная причина? Нет никакой причины. Наслаждаюсь прогулкой.

– Неужели? – продолжал он стоять на своем. – Что-то я не видел этой прекрасной улыбки на твоем лице, когда вы шли под ручку с Егором. Или я ошибаюсь?

– Ошибаешься, – чересчур сердито ответила я и тут же поспешила отвести глаза, чтобы не выдать себя окончательно.

– Ладно, ладно. Не злись. Мне нравится тебя задевать, – он широко улыбнулся.

– Я заметила.

Следующие пару сотен метров мощенной брусчаткой улицы мы прошли молча. Я смотрела налево, он направо. Мне до скрежета в зубах хотелось обернуться, посмотреть на него, запечатлеть в памяти его мужественный профиль со слегка выдающимся подбородком, покрытым легкой щетиной, хотелось повести по воздуху носом, как ищейка, чтобы почувствовать аромат, исходящий от его кожи. В свете мерцающих фонарей все происходящее напоминало какое-то наваждение, сцену из театральной постановки. Я гнала от себя прочь мысли о возможной близости, убеждала себя, что все это просто роль и я слишком сильно в нее вжилась.

Но приятное жжение внутри живота говорило об обратном. Чтобы отвлечься от терзающих меня сомнений, я все же решилась заговорить.

– Объясни мне, зачем нам ребенок? Почему мы вдруг бросились на поиски этих мамаш?

– Видишь ли, район Пигаль вовсе не место для прогулок с детьми. Как ты успела заметить, это очень порочный квартал, шумный, совсем не приспособленный для мамочек с их чадами. Тем более удивительно, что они забрели сюда. Это неспроста.

– Говори яснее. Я, в отличие от тебя, не умею читать мысли.

– Хорошо. Попробую объяснить. – Он посмотрел на сумеречное небо и громко вдохнул. – Кто-то очень сильный, светлый… в общем, кто-то с другой стороны баррикад пытается нам помочь. Этот кто-то завел на бульвар Клише этих мамаш с детьми.

– Но зачем? – Я все никак не могла понять, при чем тут дети. И кто этот светлый человек? И человек ли это вообще? Кругом сплошные загадки.

– Неужели тебе не известно, что до семи лет дети безгрешны? Они точно ангелы, только в человеческом обличье. Маленькие дети очень чисты, непорочны, они видят то, что взрослым уже не дано.

Я удивленно нахмурила лоб, запутываясь в его объяснениях еще больше.

– Хорошо, они видят то, что мы не можем. Но нам-то что с того? Неужели ты думаешь, их матери позволят нам, посторонним людям, задавать им странные, на их взгляд, вопросы? Да они нас на расстояние пушечного выстрела к ним не подпустят.

– И не надо, – спокойно парировал Флориан, – я не собираюсь с ними беседовать.

– Тогда я ничего не понимаю.

– Аура, они покажут нам все. Сами.

– Вот еще, размечтался! Скажи еще, что отведут нас в логово сильнейшего парижского демона. Кто здесь, кстати, за главного? На кого мы охотимся?

– Открою тебе секрет. Охотимся не мы.

У меня от удивления отвисла челюсть. Что значит, не мы? А кто же тогда?

– Не надо так бурно поражаться моим словам, – он улыбнулся и ущипнул меня за локоть, – все просто. Охотиться должна Марина. Это ее душу мы спасаем от гибели в аду. Это она должна заслужить прощение и уничтожить одного из самых сильных демонов. Мы же здесь оказались каждый по своей причине. Ты хочешь избавиться от дара и сделать доброе дело, Егор спит и видит, как освободиться от ревнивой демоницы, мешающей ему жить, я же просто коплю добрые дела. Мне не помешает.

– Боже, как все запутано, – промямлила я, продолжая внимательно всматриваться в горизонт в надежде увидеть заветные коляски.

– Насколько мне известно, из воспоминаний, заложенных в моей голове еще при зачатии, в Париже нечистью правит Асмодея. Это женщина-демон, сидевшая на плече Иуды Искариота и шептавшая ему ересь, она же задула свечу в руках святой Женевьевы, покровительницы Парижа, когда та молилась об избавлении города от чумы, она же сеет в городе порок и разврат. И это она приняла облик змея, соблазнившего Адама. Асмодея – наша цель[7]

.

– Женщина? – Я была шокирована его словами.

– А чему ты удивляешься? Думаешь, все высшие князи тьмы – мужчины? – Он ухмыльнулся. – Мой папаша любит красивых женщин.

– Что такое ты говоришь? Я действительно была уверена, что бесы и демоны – мужского пола.

– Многие могут менять пол при необходимости. Но князья нет. Из женщин есть еще Маммона – ее вотчина Рим.

– У меня мурашки от твоего рассказа. – Я действительно поежилась под курткой, ощущая, как по коже прокатилась неприятная покалывающая волна.

– Марина должна уничтожить ее, чтобы заслужить прощение.