Твоя невеста из преисподней

Я стиснула зубы и сжала в кулак белоснежную шелковую простыню. Как разобраться в происходящем? Как понять, чего хочет сердце, а что ему навязывают? Кому верить, если я даже себе уже не верю?

Глаза щипали, жутко хотелось спать, голова раскалывалась, но сон не шел. Стоило мне только прикрыть веки, как перед глазами начинали мелькать картинки – встречи с Егором, затем встречи с Флорианом, поцелуи Егора, затем поцелуи Флориана – настоящая карусель, головоломка.

Я резко села и свесила ноги с кровати. Пальцы коснулись холодного паркета. По плечу проскользнул луч света, прокравшийся в номер из-за шторы. В коридоре послышалось громыхание тележки горничной, а затем глухой стук каблуков. Значит, уже шесть утра.

Я встала, прошла в ванную, быстро сполоснула лицо холодной водой и посмотрела на свое отражение в зеркале. Могло бы быть и лучше – ввалившиеся мутные глаза, сереющие мешки под глазами, бледная кожа.

Насухо вытерев лицо вафельным полотенцем, отчего оно немного порозовело, я накинула на плечи халат, обула тапочки и вышла в холл. Номер Егора располагался как раз напротив моего.

Сухощавая горничная в черном платье до колен и коричневом переднике вяло улыбнулась мне и поздоровалась, затем быстро вошла в один из номеров. Я воспользовалась моментом и постучала в дверь Егора, а затем приложила к ней ухо, чтобы послушать, что там происходит.

Подождав несколько секунд, я еще раз постучала. Послышался скрип кровати, шаркающие шаги и громкие зевки. От сердца отлегло. Он ночевал здесь, не бросился во все тяжкие после нашего ночного приключения.

Дверь открылась, и я увидела его лицо. Помятое, бледное, с легкой светлой щетинкой на щеках и подбородке. Его голубые глаза потухли, больше не светили тем ярким светом, который так манил меня.

– Аура? – он выгнул в удивлении брови. – Что ты здесь делаешь в такой час? Я думал, сперва ты навестишь господина Прейда. Или ты уже успела пожелать ему доброго утра?

Он язвил и был прав. Я совсем запуталась в своих чувствах, заигралась с чувствами других людей. Поделом мне.

– Егор, не надо так… – я подняла на него глаза, – можно войти?

Он задумался, пронзая меня пытливым взглядом. Я начала нервничать. Неужели не впустит? Неужели навсегда закроет передо мной свою дверь?

– Ладно, – мужчина отошел от двери, освобождая проход, и жестом пригласил меня войти.

Первое, что бросилось мне в глаза, – в спешке разбросанные на полу предметы одежды. Он раздевался так, словно ему было все равно, проснется ли он завтра утром или нет. Постель напоминала поле боя – скрученная в жгут простыня, сбитое на край кровати одеяло, нагроможденные одна на другую подушки. Видимо, бессонница была и его гостьей сегодня ночью.

Рядом с кроватью валялись несколько пустых миниатюрных бутылок из-под виски из бара. Он пил. Пил из-за меня. Я загоняю этого человека в депрессию. Мне стало стыдно, больно и обидно за наши отношения. Вспомнился наш разговор после того, как он пропал на несколько дней, решая проблемы с законом в Ярославле. В тот вечер он приоткрыл для меня завесу своего прошлого, поделился со мной сокровенным – своими детскими воспоминаниями. В тот вечер я была на седьмом небе от счастья, будучи просто рядом с ним. Какого черта теперь со мной происходит? Что же я делаю? Как я заживу нормальной жизнью, став любовницей нефилима и предав любимого человека? Почему, ну почему разумные мысли приходят в голову так поздно? Или у меня все еще есть шанс?

– Что ты хотела? – сухо спросил он, подперев плечом дверной косяк.

Я обернулась. Солнечные лучи падали на его обнаженный торс, гладили кубики пресса на животе, на его грудь тенью легло кружево узоров с занавесок. Растрепанные светлые волосы обрамляли лицо, делая его еще более привлекательным. Но главная красота крылась в его взгляде. Он смотрел на меня осуждающе, с яростью и обидой. Вся глубина его боли таилась в этих глазах. И в них же отражалось его поверженное достоинство. Я сглотнула и заплакала. Не смогла сдержать слез стыда и горечи. Плечи задрожали, тело начали сотрясать рыдания. Со слезами наружу вырвались все мои сожаления и разочарования последних дней.

Наедине с ним, не чувствуя присутствия Флориана, не боясь мести Марины, я очень ясно осознала, насколько он мне дорог, и от этого осознания заплакала еще сильнее.

Я закрыла лицо руками и изо всех сил сдерживала рвущиеся из глубины души крики отчаяния. Я давилась собственными всхлипами, захлебывалась слезами, но он даже не пошевелился.

Ноги отказались меня слушаться, и я плавно опустилась на колени. Мне было совершенно наплевать на то, что эта поза унизительна, что задета моя гордость, что я выгляжу, как раскаявшаяся грешница.

Неожиданно его ладонь легла мне на голову. Он нежно провел кончиками пальцев по моим волосам, а затем аккуратно убрал руки с моего зареванного лица. Родной, до боли знакомый запах любимого мужчины ударил в нос.

– Тише… – он опустился рядом со мной на колени и прижал меня к себе.

Ощутив тепло его тела, я расплакалась еще сильнее.