Творчество

Веденин продолжал стоять неподвижно. Как, неужели это Векслер? Неужели тот молодой, порывистый Векслер, с которым в один год он вышел из стен академии, принял такое обличие, превратился в обрюзглого, задыхающегося толстяка?

Словно желая отделаться от дурного наваждения, обратился к девочке:

— А тебя как звать?

— Настенькой звать.

— В школу ходишь?

— В школу не хожу. Я больная.

Девочка вздохнула глубоко и коротко. Больше Веденин ни о чем не успел ее расспросить. Возвращался Векслер. Высоко над головой он держал зажженный канделябр.

— Прошу пожаловать. Молодчина, что откликнулся. Осторожнее, не ушибись — слева шкаф. И какой негодяй повадился пережигать в квартире пробки!..

Ввел Веденина в большую квадратную комнату, незримой чертой разделенную надвое. По правую руку была мастерская, ярко расцвеченная этюдами. Они так густо висели на стенах, что даже не были видны обои. Слева же находилось жилье: каждодневный быт, сумбурное скопище всевозможных — и нужных и давно бесполезных — вещей, вплотную подступающих к длинной, ядовито-бильярдного цвета тахте. На нее Векслер и усадил Веденина.

— Пружинки не беспокоят? Подложи, дорогой, подушечку. За беспорядок не взыщи: одиноко живу, по-холостецки. Правда (показал на пожелтевшие фотографии, развешенные над тахтой), скрашиваю одиночество родственными лицами. Однако радости от этого мало. Перебрались родственнички в царствие небесное, и проделали это штампованно, по самым заурядным причинам: старость, разные болезни... Потому и особенно радостно встретить свидетеля прошлых лет. Мало нас сохранилось. Раз, два — и обчелся!

Он умиленно посмотрел на Веденина. Поймал его пристальный взгляд и наклонил голову:

— Удивлен, Костя? Изменился я за эти годы?.. Правильно. Тучным стал, полысел, обзавелся одышкой. Являю собой зрелище, так сказать, мало высокохудожественное... Тем отраднее взирать на тебя. Ты-то сохранился в наилучшей форме!.. Но что же, милый Костя, ты молчишь?

Веденин не успел ответить. Дверь приоткрылась, заглянула девочка:

— Дяденька, к вам пришли!

Вскочив с проворством, непостижимым при его тучности, Векслер снова устремился в коридор:

— Погоди, Костенька, сейчас и не так удивишься! Сейчас, сейчас!..

Пока он отсутствовал, Веденин окинул взглядом развешенные по стенам этюды. Он давно не видел работ Петра Аркадьевича — этого неистовства красок, кричащего торжества светотени. И отметил про себя: «Все тот же распад формы, все та же абстракция. Неужели он никуда от этого не ушел?»

Векслер вернулся с немолодым, тощим человеком. Подтолкнул его вперед и крикнул:

— А это кто? Изволь догадаться!

Человек стоял перед Ведениным в позе робкой и приниженной. Очки и лысинка поблескивали, руки стискивали потертый портфель.

— Право, не могу узнать.

— А ты вглядись. Ты смотри внимательнее.

— Нет, не узнаю.

— Не узнаешь? — воскликнул Векслер с каким-то горьким злорадством. — Это же Мишка Георгиевский!

Да, теперь Веденин наконец узнал все такого же робкого, пугливого Мишу Георгиевского, — над его ограниченными способностями вволю когда-то потешались сотоварищи по академии.

— Ну, вот мы и в сборе, — заявил Векслер, едва Веденин успел поздороваться с Георгиевским. — Мишка недавно в Белокаменной появился. Вернулся из многолетних странствий... Хватит, хватит разглядывать друг друга. Помоги, Мишка, накрыть праздничный стол.

Стол был накрыт, придвинут к тахте. Появилась закуска, вино.

— Сейчас, Костенька, сейчас! Сгораю от нетерпения поднять бокал за твою моложавость, твои успехи!

Потом, когда первый бокал был осушен, Веденин, снова скользнув взглядом по стенам, спросил:

— Ну, а теперь ты чем занимаешься, Петр?

— Только не этим, не этим! Ты на этюды не смотри, — от прежнего времени сохранились, к нынешней моей жизни отношения не имеют... Теперь другой работой занят!

И показал на большой холст. Холст был прикрыт куском линялой материи.

— К новой картине приступил. Только извини: пока никому не показываю. Гляди, грязная тряпица прикрывает холст. Однако час настанет — сорву эту тряпку.

Горделиво взмахнув рукой, Векслер замер в напыщенной позе. Но тут же рассмеялся:

— А ты и поверил, Костенька?.. Нет, картину, ежели и напишу, лишь для себя самого. Обнародовать не собираюсь. Если же всерьез говорить о нынешних моих делах...

Помолчал, скривил губы и будто не произнес, а выплюнул:

— Освод!

— Это что за премудрое слово?

— Ничуть не премудрое. Общество содействия спасению на водах.

— Но ты тут при чем?

— Иллюстрирую серию плакатов о правилах пользования спасательными снарядами. Работка, разумеется, не ахти творческая, но уж зато полезная... Души людские из водных пучин помогаю извлекать!

Все с таким же удивительным проворством Векслер подскочил сзади к Георгиевскому и цепко подхватил его под мышки:

— Выше голову, дружище! Держись за меня, как за спасательный круг! Выпьем сейчас и за твое преуспевание!