Твори бардак, мы здесь проездом!

Данила никаких осликов и дедушек в стеганых халатах и расшитых тюбетейках не видел. Как сели в автобус, так сразу и отрубился. Перенервничал малость, что вы хотите. Организм молодой, психика — детская, неустойчивая, стрессы противопоказаны. Вот и завалился спать. Крепко так ухо придавил, без сновидений, будто в черный омут нырнул.

Хотя нет, мелькало что-то такое в бездонной хмари. То ли ругал его кто-то, то ли хвалил — бог весть. Не запомнил. Вот, как толкнули его, когда автобус у гостиницы остановился, как открыл глаза и все, сразу отрезало. И в памяти ни намека. Даже странно, раньше почти всегда свои сны запоминал. А одно время и толковать пробовал и осознанное сновидение практиковал — это уже когда приятель один на Кастанеду подсел и Даниле голову морочил техниками кактусовыми. Сейчас даже вспоминать смешно, а тогда круто выглядело — обозначишь, бывало, в компании эдак небрежно, мол, руки свои сегодня во сне рассматривал. На хрена? В строгом соответствии с указаниями дона Хуана. Не читал Карлоса, свет нашего, Кастанеду? Да ты, дружок, серость!

Вышел, позевывая и ежась от пронизывающего ночного ветерка — уехали ведь из Баку в ночь, чтобы прибыть в Кировабад к утру, а потом, после заселения в гостиницу, сразу на тренировку — Бесков решил спуску не давать. Да что там, в бешенстве старший тренер пребывал. Вот как завертелась вся эта канитель с «Нефтчи», так и не мог успокоиться. В принципе, его понять можно было.

Больше всего Мельник боялся, что Константин Иванович решит спустить всех собак на него. Напрямую, ведь, указаний никаких не давал, можно вскинуть бровки вверх в непритворном изумлении и размазать одного не в меру самостоятельного юнца в тонкий-тонкий блин. Тем более, что Данила и сам хорош — ну зачем было так выпендриваться, «подковал» бы кого из нападающих соперника в штрафной, или «руку бога» Марадоны изобразил — все попроще вышло. Ан нет, засела, оказывается, в башке сцена из художественного фильма «Третий тайм», в которой еще очень даже спортивный и подтянутый, молодой красавец Вячеслав Невинный, играющий футболиста киевского «Динамо» берет в руки мяч, чтобы спасти своих товарищей. Что там старикашка Фрейд про наше подсознание талдычил? Или это Юнг со своими сознательными-бессознательными задвигами был? А, по фиг, хрен редьки не слаще. И вообще, Данила из будущего не очень верил в раздутую пропагандистами историю так называемого «Матча смерти».

Но Бесков промолчал. Просто не стал никак комментировать поступок Данилы и все. Хотя кое-кто из динамовцев и попытался сразу после игры наехать на Мельника. Но на его защиту сразу же встала неразлучная парочка друзей-приятелей Аничкин и Маслов и конфликт угас, не начавшись. По крайней мере, очень хотелось на это надеяться.

Светало рано и быстро. А как только оранжевый шар солнца поднялся над землей, воздух стал очень быстро нагреваться. Проехавшая цистерна-поливалка не принесла серьезного облегчения. Поэтому футболисты, не теряя попусту времени, быстро потащили свои нехитрые пожитки в гостиницу — белоснежное здание с высокими колоннами на входе и красивой аркой. Внутри оказалось неожиданно прохладно и уютно.

— Жалко виноград еще не созрел, — деловито объяснял Даниле многоопытный Аничкин, пока игроки дружной гурьбой поднимались по широкой лестнице на нужный этаж, получив ключи. — Здесь он стоит копейки, а на вкус! — Виктор зажмурился. — Пальчики оближешь!

— Ты ему лучше про местное вино расскажи, — посоветовал со смехом Маслов. — По мне, так кислятина, но для нашего пионера в самый раз будет.

— А я бы ковер прикупил, — вступил в беседу идущий немного сзади Володька Козлов. — Здесь, Малой, шикарная фабрика ковров. И, к тому же, делают свой — гянджа называется. Уникальный орнамент, нигде больше не найдешь. Интересно, повезут нас туда на экскурсию или нет? Ребята, в прошлом году ездили, кто был, не помните?

— А почему гянджа? — заинтересовался Володя Ларин. — Название какое-то странное.

— Малой, слабо ответить? — подколол Мельника неугомонный Маслов. — Ты ж недавно школу закончил, должен помнить.

Но парень лишь пожал плечами. Если честно, то в данную минуту ему было глубоко наплевать и на виноград, и на ковры, и на прочую восточную экзотику. Гораздо больше его занимал тот факт, что на площади перед гостиницей он заметил военный патруль из солдатиков в странных малиновых беретах,[1]несколько крытых тентом армейских грузовиков и даже приземистую самоходку с длинным орудием и эмблемой ВДВ на броне. Что это, военное положение? Или после случившегося в Москве в республиках происходят свои закулисные игры? Ох, не к добру все это, не к добру. Другие футболисты то ли не обращали на это никакого внимания, то ли старательно делали вид, что им нет никакого дела до нынешних странностей.

— Гянджой этот ковер называется потому, — просвещал тем временем одноклубника Маслов, — потому что раньше так город назывался. Это его перед войной в Кировабад переименовали.

— Иди ты, — изумился Ларин. — А ты откуда знаешь?