Творцы совпадений

Они не сигналили, не открывали окна и не кричали. Может, они и делали все это, только он не знает. В мыслях он был не там. Он просто танцевал и танцевал, а все эти оболочки, в которые он завернулся в последние годы, покрывались трещинами и отваливались от него, будто присохшая корка отчаянья. Широко раскрыв глаза и размахивая руками, он отбросил все упорядоченные мысли. Когда песня кончилась, он перестал дергаться, сел обратно в машину, закрыл дверь, выключил радио и перекрыл ту лазейку в мозгу, через которую просачивались все идеи, начинающиеся словами «но нельзя же…».

К концу поездки, даже после того, как сердцебиение замедлилось и успокоилось, книга в багажнике снова стала чем-то пульсирующим и настоящим. Он перестал вытирать слезы и просто дал им высохнуть, и они оставили на его лице светлый солоноватый след, словно боевой шрам на щеке, который доказывал, что он участвовал в войне за свою душу и выиграл по крайней мере одно сражение.

Он медленно поднялся по лестнице и тихо вошел в спальню.

Она лежала там, уже успев повернуться спиной к двери.

Он не хочет приходить с какими-то ожиданиями.

Он тут вообще не для того, чтобы чинить, менять или спасать ее.

Ему нужно меняться, а не ей. Он пришел работать над собой.

Он понял это в ту секунду, когда заиграла та песня.

Он сел на кровать и прислонился спиной к стене, держа книгу в руке.

– Ты правда никогда не читала? – спросил он ее однажды.

Она пожала плечами.

– Каюсь, – сказала она, – всегда обещала себе и знала, что надо бы, но по какому-то странному совпадению у меня никогда не получалось даже достать книгу.

– Нам надо почитать когда-нибудь.

– Надо, – кивнула она.

Может, она сейчас спит, может, нет.

Может, она услышит, может, нет.

Это не важно. Он не ждет чуда или перемен и готов делать маленькие шаги. Куда придем, туда придем. Он раскрыл книгу.

– «Ну вот, перед вами Винни-Пух». – Он начал читать вслух. – «Винни-Пух спускался по лестнице вслед за своим другом Кристофером Робином, головой вниз, пересчитывая ступеньки собственным затылком: бум-бум-бум»[3].

Он будет читать, пока хватит сил, пока не уснет.

Михаэль заметил, что ритм дыхания Мики немного изменился. Он понял, что она слушает.

Когда он дочитал книгу, первые лучи солнца уже ворвались в комнату, превратив пылинки в маленькие, почти неподвижные звездочки. Он положил книгу на край кровати и позволил себе вздремнуть часок-другой. Только через несколько месяцев, вспоминая этот момент, он осознáет, что хотя она и спала, хотя ее лицо было все еще серым, но уже тогда она повернулась к нему.

26

Первые сто метров это был гнев. После них настали сто метров страха и чувства давления. Сейчас он просто торопился сделать то, что должен.

Гай бежал по улицам, его грудь вздымалась, шаги были широкими и стремительными, а мозг просчитывал маршруты.

Он уже знает этот город, хорошо знает. Ему не нужно сейчас ничего рисовать на стенах, он охватывает внутренним взором весь город сверху, видит, как движется и останавливается эта сложная система, видит спешащих по улицам людей, слышит дыхание города. Будто кто-то немного настроил линзу, и все стало ясным и четким.

Он знает город уже столько времени, но лишь сейчас понял, что может производить все расчеты в голове. Ему не нужен ни блокнот, ни стена – ничего. Он может бежать по улице, точно зная, когда каждый из пешеходов придет в нужную точку и куда пойдет дальше. Он мог видеть маршрут, по которому проедет автобус, просчитать вероятность, с которой он проедет остановку, знал его точную скорость, когда он врежется в Михаэля. Гай уже не на втором уровне. Он видит весь город полностью.

И он участвует в событиях, он внутри уравнения.

Слишком долго он был наблюдателем.

Наблюдателем, который вмешивается и направляет, проверяет и исследует, измеряет и двигает на три сантиметра вправо, два сантиметра влево, – но всегда только наблюдателем. Маленький дисциплинированный солдат, двигающий горы при помощи силы точки опоры, которую никогда не устанавливал.

Как и чашка кофе, падающая со стола, он был всего лишь инструментом, не смотрящим по сторонам просто потому, что боялся иметь собственное мнение, боялся быть кем-то, кто периодически дает по тормозам, встает на обочине дороги и думает: «А может быть?..»

Он остановит этот автобус. Он организует новое совпадение сам. Более хорошее, более правильное. Он не будет ни мясником, ни хирургом. Потому что все это время, пока он думал, что организовывает совпадения, он сам был всего лишь очередным звеном в цепочке.

Его снова захлестнула злость, когда он вспомнил то презрение, с каким Пьер посмотрел на него за секунду до того, как зайти в автобус. Но маленький ублюдок был прав насчет него. Он всегда предпочитал быть пассивным. Даже когда совершал какие-то очень активные поступки, все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Его действия заряжали энергией все, что его окружало, это правда, но сам он оставался пассивным.

Теперь он сделает свое дело.

И сейчас ему куда меньше терять.

С ним такое уже было один раз. Только один раз.