Мне хочется скулить, когда властный подавляющий голос приказывает мне держаться за подоконник.
Я настолько потерялась в этом безумии, что следующее движение, когда Ян избавляет меня от колготок с трусами, остается без значительного внимания.
Юбка падает, закрывая то, как пока еще поверхностно соединяются наши тела. Ткань на джинсах слишком грубая, и она царапает внутреннюю сторону бедер. О промежность трется выпирающий бугор в штанах Яна, я часто дышу в его нахально раскрытые губы и вздрагиваю от выкручивающих соски пальцев.
— Потрогай, детка. Меня потрогай, — пробивается в поплывшие мысли.
Не знаю, как хватает сил и терпения расстегнуть его ремень и пробежать бегунком на молнии.
Варварский напор Яна перекрывает все. Я думала, что готова. Что смогу противостоять ему в нужный момент, но оказалось, что я сама ждала этого столкновения страсти, агрессии, борьбы принуждения и подчинения.
Воздух становится влажным. Окно все еще открыто, но даже порывы холодного ветра не отрезвляют, наоборот, подстегивая тело выгибаться в умелых руках, дарящих ненавистно приятные импульсы.
Кожа покрывается испариной, а кровь вскипает так, что вены плавятся.
Слишком сильно. Слишком неправильно.
Поддавшись отчаянному желанию, я обхватываю пальцами шею Яна.
— Когда я просил потрогать, я имел в виду немного другое место, — он отзеркаливает этот бездумный жест, его ладонь ложится на мое горло.
Ян скользит подушечками по чувствительной коже за ухом, а я лишаю его кислорода. Смотрю в его дерзко прищуренные глаза, и картинки прошлого бьют по живому.
Еще не зажившему.
Вспоминаю, как было трудно дышать на той мокрой дороге ночью, когда никого не было рядом. Когда
— Ты должен… — я захлебываюсь в собственной непрекращающейся боли, глушу в себе паническую истерику. — Ты должен был…
— Какие-то странные у нас игры, чудо, — усмехается Ян, тянет уголки рта, но по щелчку выражение его лица меняется. — Агата?
Я натягиваю платье на плечи, закрываюсь от него, царапая кожу из-за слишком рваных движений.
— Ненавижу тебя так сильно, что больно вот здесь, — прикладываю руку к груди, к тому месту, где сердце почернело.
— Ну прости, блядь, что не сдержался, когда ты стонала. Сама мне только что язык в рот засовывала, а теперь опять я один виноват, — он поднимает толстовку, натягивает ее на себя. — Да нахуй все это.
Я хочу слезть с подоконника, но путаюсь в колготах. Забыла совсем, что Ян снял их с меня не до конца.
Хочу вернуть их на место, но вместо этого едва не рву эластичное переплетение. Ногти соскальзывают.
— Дай уже сюда, — рявкает, припечатывая меня к месту.
Все происходит слишком быстро. Я не успеваю скинуть руки Яна, когда он задирает на мне юбку, чтобы было проще, а сзади за нами загорается свет.
Блеска лампы хватает разглядеть
Прямо сейчас я хочу, чтобы он изначально оказался глупым. Потому что в таком случае Ян не смог бы выстроить в своей голове полную картинку.
— От меня? — его голос пропитан осипшим треском.
Киваю.
Как только я замечаю, что губы Яна снова начинают шевелиться, вылетаю с балкона с рекордной в моей жизни скоростью, едва не оторвав чертову заклинившую ручку.
У Дианы расширяются глаза при виде ее взлохмаченной старшей сестры, она заглядывает за мою спину, и я вижу, как ее брови стремительно ползут вверх.
— А вы здесь?.. — Ди нервно взмахивает ладонью и часто моргает.
— Случайно столкнулись, — выдаю на одном дыхании, чувствуя пульсирующее в воздухе недовольство Яна.
Хотя это, пожалуй, не слишком правильное слово для обозначения его состояния. Я боюсь повернуться к нему лицом и увидеть по-звериному бешеные глаза.
— Мне что-то не очень хорошо, — утягивает все наше внимание на себя Диана. — Я очень хочу домой. Агат, поедем, пожалуйста?
По ней видно, что выпитый из-за упрямства алкоголь — не единственная причина плохого состояния сестры. Что-то успело серьезно расстроить Ди, пока мы с Костровым зажимались на балконе.
— Сейчас вызову такси, — цепляюсь за возможность быстро исчезнуть, потому что у меня все органы прилипли к позвоночнику — вот насколько я боюсь дальнейшего выяснения отношений с Яном.
— Я вас отвезу, — вызывается он, ладонь, которая кажется сейчас невероятно тяжелой, ложится на мое плечо.
— У тебя в крови алкоголь. Такси, — последнее произношу с нажимом.
До быстро приехавшей машины нас по моей просьбе провожает Мирон. Пусть в глазах Кострова я буду выглядеть последней трусихой, но мне нужно перевести дыхание.
Смотрю на экран, зажмуриваюсь и снова смотрю, надеясь увидеть в конце знак вопроса. Но его нет. Как и выбора у меня.
— Что у вас случилось? — шепчу ей на ухо, придвинувшись ближе к Ди на заднем сиденье и положив на ее плечо голову.
Мне нужно немного покоя.
— Ничего, — отвечает, разжимая сцепленные до этого зубы.